Кокухин Николай

Куда бы я ни приехал: в Грецию, на Святую Землю, в Италию, — я везде чувствую себя под невидимым покровом святителя Николая. Это и понятно: мирликийский чудотворец — мой Небесный предстатель, и ни одно дело, ни одно предприятие, ни одну поездку я не совершаю, не испросив его благословения. Вот и теперь, когда в очередной раз я приехал в милую моему сердцу Черногорию, то с первых шагов ощутил его благодатную помощь: он привёл меня в монастырь, который носит его святое имя.

Монастырь этот находится в одном из красивейших мест Черногории, на берегу Скадарского озера, в его южной части, там, где в него впадает своенравная и буйная в горных отрогах и присмиревшая на равнине река Морача.

Настоятель монастыря — иеромонах Петр, с которым меня связывает давнишняя и крепкая дружба, — встретил меня словами:

— Поможе Бог!

— Бог помог! — ответил я.

В дальнейшем отец Петр заботился не только о моём пребывании в монастыре, но и о том, чтобы я ещё лучше узнал Черногорию. На второй день он спросил:

— Ну, куда сегодня поедем?

— Как Бог управит.

Батюшка на секунду задумался:

— Сегодня мы поедем в западную часть Скадарского озера. Там, на острове Бешка, находится женский монастырь.

Настоятельница монастыря, монахиня Фотиния, встретила нас радушно. Она помогла познакомиться со святынями обители, предложила прохладительные напитки (день был очень жаркий), а потом на моторной лодке отвезла нас обратно.

На берегу мы увидели группу молодых людей. Юноши и девушки стояли кругом, а в центре парень в лёгкой яркой футболке, оживлённо жестикулируя, что-то громко вещал.

— Кто это? — спросил я.

— Сектанты, — ответил отец Петр. «Свидетели Иеговы».

— О чём они говорят?

— О всякой ерунде. Развелось их у нас видимо-невидимо. И мормоны, и адвентисты, и пятидесятники, и муновцы — кого только нет. Что ни день, то новая секта.

— Откуда они берутся?

— В основном из Америки — их инкубатора. Меня больше всего поражает, как легко и охотно наша молодёжь клюёт на эту дешёвую приманку.

— Отчего бы это?

— Безбожие. Молодые люди, да и не только молодые, слишком увлечены мирскими играми. Что угодно: ночные клубы, дискотеки, пиво, наркотики, мотоциклы, яхты, только не Церковь, только не Господь Бог, только не спасение собственной души. А душа просит пищи…

— В России, увы, такая же картина.

— Знаю, не раз бывал у вас в последнее время.

В другой раз мы поехали в Боко-Которскую бухту. Это восьмое чудо света, поразившее меня до глубины души.

Сначала мы зашли в кафедральный собор святого мученика Трифона, чтобы поклониться его святым мощам и прочитать в его честь акафист, потом совершили пешую прогулку по Старому городу. На одной из его площадей, вблизи храма святителя Николая, мы присели за столик уличного кафе, чтобы утолить жажду. Темноволосая симпатичная официантка принесла нам по бокалу негазированной воды.

— Не помешаю? — обратился к нам немолодой загорелый мужчина атлетического сложения, собираясь занять свободное место за нашим столиком.

— Нисколько, — ответил отец Пётр.

Незнакомец заказал чашечку чёрного кофе и стакан холодной воды. Через минуту-другую мы познакомились, и между нами завязалась непринуждённая беседа. Выяснилось, что Златан Милич (так звали нашего нового знакомого) пять лет назад из Православия перешёл в ислам.

— Что заставило вас это сделать? — не из праздного любопытства, но из сердечной заинтересованности в судьбе этого человека поинтересовался отец Пётр.

— Солидарность! — не задумываясь, ответил Златан. У него был хорошо поставленный бас, и говорил он тоном человека, который всегда добивается поставленной цели и никогда не признаёт за собой ошибок.

— Что стоит за этим?

— А вот что. Мусульманская община приняла меня как самого близкого человека. Она помогла мне во всём: устроила на такую работу, о которой я никогда и не мечтал; зарплата у меня теперь как у замминистра внутренних дел. Далее: помогла купить на выгодных условиях машину, и не какую-нибудь, а «mersedes-benz». Дети мои учатся в престижных вузах. На Адриатическом побережье у меня появился двухэтажный коттедж и прогулочный катер.

В общем, я стал уважаемым человеком и очень доволен своей жизнью. Со мной считаются. А всё это стало возможным потому, что я стал мусульманином. Пока я был православным, я влачил жалкое существование. Никто не обращал на меня внимания. Я не чувствовал локтя друга. Православные очень разобщены, у них нет единства. Я несколько раз был в пиковых ситуациях, и никто мне не помог. А когда я обратился к мусульманам, то помощь пришла мгновенно.

Вот это и есть солидарность, когда ты не один и когда за твоей спиной стоят настоящие друзья, которые в любую минуту станут за тебя горой. Вы удовлетворены моим ответом?

— Вполне. Но у меня ещё один вопрос.

— Пожалуйста.

— А как же ваша бессмертная душа? Она довольна тем, что вы стали мусульманином?

— Она счастлива. Она не может нарадоваться моим новым положением.

— А грехи? Что с ними делать?

— Грехи — это пройденный этап. Для меня они больше не существуют, потому что Аллах посадил меня к себе за пазуху.

— А если вдруг вы оттуда выпадете?

— Это исключено. Я сижу там так же крепко, как в своём «мерседесе», пристёгнутый ремнями безопасности.

— А насчёт заповедей как?

— Теперь для меня не существует ограничений. Я свободен. Что хочу, то и делаю.

В голосе Златана зазвучали стальные, самой высокой пробы нотки. Мы поговорили на другие темы: о надвигающейся инфляции, о проколах Бильдербергского клуба, а затем, попрощавшись с новым знакомым, отправились на набережную, к стоянке автомобилей.

— Жалко человека, — сказал отец Пётр, когда мы преодолели перевал и Боко-Которская бухта осталась позади. — Попал в сети лукавого и не понимает этого.

Прошла неделя, другая. Утомительная расслабляющая жара осталась позади, природа вошла в ту пору, когда краски становятся особенно яркими и привлекательными, когда покой и умиротворённость растворены и в сиреневатом воздухе, и в листьях уличных акаций, и в бесконечной глади бирюзового моря.

— Сегодня мы будем знакомиться с Будвой, — объявил однажды утром отец Пётр. — Там столько святынь!

Будва — небольшой курортный городок, приютившийся в тихой, спокойной бухте. Монастырь Подмайне, куда мы в первую очередь заехали, находился на окраине города, на его возвышенной части. Отсюда Будва была видна как на ладони. Знакомство со святынями этой обители заняло у нас около часа, а потом мы перебрались в Старый город, центром которого считается, конечно, храм Пресвятой Троицы. Помолившись в нём и покинув Старый город, мы зашли в книжный магазин посмотреть новинки.

— Ага, опять он! — воскликнул отец Пётр, взяв с полки книгу в яркой глянцевой обложке. — Милорад Павич. «Хазарский словарь». Очень соблазнительный роман. Уже название говорит само за себя. Да… Антицерковное чтиво, — батюшка повертел в руках книгу. — Издание, прямо скажем, роскошное. Значит, кто-то вкладывает в это деньги, кому-то это нужно.

— Этот роман, кстати, не так давно издан в России.

— Ничего удивительного. Его и в других странах издают, причём немалыми тиражами. Милорад Павич — автор, которого следует опасаться. Я прочитал его роман по необходимости, чтобы знать, что это такое. Ко мне часто обращаются мои духовные чада с вопросом, стоит читать ту или иную книгу или нет. Я должен дать им правильный ответ.

— У нас ситуация не лучше. Писателей, непрестанно оттачивающих своё мастерство соблазна, издают и переиздают большими тиражами, рекламируют везде и всюду, носят на руках, им присуждают одну премию за другой.

— Ох уж эта творческая интеллигенция! — Отец Пётр поставил книгу на полку, и мы вышли из магазина. — Не ведает, что творит. Я имею в виду ту её часть, которая поставила свой талант на служение князю мира сего…

А какой вред сербскому народу приносят лживые журналисты! Назову только одно имя — Дада Вуясинович. Ядовитые опусы этой дамы в защиту санджакских террористов публиковались в самых крупных газетах и журналах. Она была частой гостьей и на телевидении.

— Лживых борзописцев и в России пруд пруди! Я мог бы привести множество конкретных примеров, но делать этого не буду, лучше помолюсь о них лишний раз.

Дело близилось к полудню, и мы, посетив ещё несколько святынь, вернулись к себе.

На другой день, ближе к вечеру, мы сидели с отцом Петром на веранде церковного дома и разговаривали о судьбах России и Сербии.

— Почему Сербия потеряла Косово и Метохию? — спросил я моего собеседника.

— Из-за отступления сербского народа от Бога, — грустно ответил отец Пётр.

— В России положение то же самое, только в большем масштабе. Бог отнял у нас всю Прибалтику, Украину, Молдавию, всё Закавказье, всю Среднюю Азию. Если русский народ не проснётся от слишком затянувшегося греховного сна, то Господь, по всей вероятности, скоро отнимет у нас Сибирь и Дальний Восток.

— Мы идём одним и тем же путём.

Солнце, завершая своё дневное странствие, нацелилось нырнуть за горный хребет. Крест на храме засветился тёплым огнём. Стая чаек, издавая усталые крики, опустилась в прибрежные заросли. Тени от деревьев с каждой минутой становились всё длиннее.

Я задал батюшке вопрос, который уже несколько дней был у меня на уме:

— Может ли сербский народ прозреть?

Отец Пётр, перебирая чётки, посмотрел на гладь Скадарского озера, которая под косыми лучами солнца отливала сияющим серебром. Прежде чем ответить на мой вопрос, он вдруг вспомнил одну житийную историю, главным героем которой был святитель Николай.

Земная жизнь святого мученика Стефана Дечанского, короля Сербского, была полна тяжких мук и горьких страданий. Он управлял Зетой, одной из важных областей Сербского государства (нынешняя южная Черногория). Его отец, король Милутин, женился второй раз. Мачеха Симонида невзлюбила пасынка. Она хотела, чтобы наследником Сербского престола был не Стефан, а её родной сын Константин. Симонида стала внушать своему мужу, будто Стефан хочет поднять восстание, свергнуть его с престола и стать во главе государства.

Милутин поверил лжи. Он немедленно отправил в Зету отряд воинов, которые схватили Стефана, заключили в темницу и выкололи ему глаза. Это произошло в местечке Овечье Поле. Здесь был храм во имя святителя Николая.

Стефан изнемогал от боли и лежал, как мёртвый. Перед рассветом он забылся лёгким сном. Во сне ему явился благообразный муж в архиерейском облачении. Его лицо сияло ярче солнца. Он сказал:

— Не тужи, Стефан! Посмотри, что у меня в деснице.

Мученик ответил:

— Кажется, это мои глаза.

— Да, это так.

— Но как они к тебе попали?

— Для меня нет ничего невозможного. Хочешь ли ты прозреть?

— Очень хочу,— ответил страдалец.

— Это произойдёт в срок, угодный Господу.

Стефан, пребывая в священном трепете, спросил:

— Почему ты, господин мой, печёшься обо мне?

Святой муж ответил:

— Я пекусь обо всех страдальцах.

— Скажи мне, кто ты?

— Я Николай, Мирликийский епископ.

Проснувшись, Стефан почувствовал себя здоровым. Он воздал хвалу Господу и Его славному угоднику.

Между тем враг рода человеческого замыслил новое гонение на святого. Милутин, думая, что ослеплённый сын будет искать возможность ему отомстить, отослал его в Царьград к своему тестю — императору Андронику Старшему. Вместе со Стефаном в изгнание отправились его дети — Душан и Душица. Они содержались в полной изоляции от внешнего мира.

Но и этого Милутину показалось мало. По его приказу страдальцы были переведены в царьградский монастырь Пантократор под надзор игумена. Все тяготы заточения Стефан переносил терпеливо, ни на кого не ропща и никого не осуждая. Большую часть времени страдалец пребывал в молитве. «Слава Богу за всё», — говорил он.

Стефан первый приходил на богослужение в храм и последним уходил из него. Он стоял на одном месте, внимательно слушая то, что читали и пели монахи. Лишь изредка он присаживался на скамеечку, чтобы немного отдохнуть. Святой являлся живым примером духовного горения для насельников обители. Они приходили к нему в келию, чтобы послушать его душеполезные рассуждения и наставления.

О похвальной жизни узника узнал Андроник. Он часто приглашал его к себе в гости, советуясь по разным государственным вопросам.

Так прошло пять лет.

Наступил праздник святителя Николая. Всенощное бдение совершалось по обычному строгому уставу обители. Горело множество свечей. Иеромонах стал читать житие Мирликийского чудотворца. Стефан молился на своём обычном месте. Почувствовав утомление, он сел и задремал. В тонком сне ему явился светозарный муж.

— Узнаёшь ли ты меня? — спросил он страдальца.

Стефан ответил:

— Да, святый отче, узнаю: ты Мирликийский чудотворец.

— А помнишь ли, что я сказал тебе прошлый раз?— продолжал святитель.

— Нет, отче святый, не помню, — ответил Стефан.

— Я сказал тебе, чтобы ты не печалился и что обязательно прозреешь.

— Когда это произойдёт? — воскликнул страдалец со слезами на глазах.

Святитель сказал:

— Прямо сейчас.

Он поднял Стефана и осенил его лицо крестным знамением. А потом коснулся его глаз.

— Господь наш Иисус Христос, Который слепому от рождения даровал зрение, да поможет и тебе увидеть свет!

Сказав это, святитель стал невидим.

Потрясённый случившимся, Стефан тихо прошептал:

— Я вижу, как и прежде!

Взяв палку, с которой ни на минуту не расставался, он вышел из церкви. В келии, приклонив колена, он горячо поблагодарил святителя Николая за великую милость к нему, грешному.

— Я прах и пепел, — говорил он. — Я недостоин таких благодеяний, а достоин геенны огненной.

Вскоре страдалец вернулся в своё отечество и после смерти отца стал править Сербским государством.

А теперь остаётся сказать несколько слов о том, как святой Стефан закончил своё земное поприще.

Однажды ночью, после чтения псалмов, он прилёг на жёсткое ложе и увидел во сне святителя Николая. Тот был в том же архиерейском облачении. Мирликийский чудотворец подошёл к Стефану и сказал:

— Готовься, отче, к переселению. Вскоре предстанешь пред Господом.

Проснувшись, Стефан встал на молитву и, смешивая радость со слезами, горячо благодарил Господа Бога и доброго вестника за то, что скоро оставит мирской мятеж и будет вечно пребывать на Небесах, у Престола Божия, среди ангелов и архангелов, херувимов и серафимов.

Через некоторое время король принял мученическую кончину. Коварные бояре убедили его сына Душана, который правил Зетской областью, отнять престол у отца и сделаться королём всего Сербского государства. «Если ты не сделаешь этого, — говорили они, — то отец ослепит тебя, как это случилось с ним самим». Честолюбивый и тщеславный сын поверил уговорам бояр и умертвил своего отца.

Тело мученика было погребено в Дечанском монастыре, в богатой гробнице, в церкви Вознесения Господня.

Это произошло в 1331 году.

Со стороны озера повеяло свежестью. Цикады дружно заявили о своём существовании. На озеро стремительно надвигалась пленительная южная ночь.

— Как святитель Николай по Божию произволению открыл телесные очи короля Сербского Стефана Дечанского, так может он, по милости Божией, исцелить от духовной слепоты и весь сербский народ, — заключил отец Пётр, по-прежнему неспешно перебирая пальцами узелки своих чёток. Но только тогда, когда сам народ будет жаждать обретение Истины…

«Только бы святитель не оставил своим предстательством и многострадальный русский народ», — подумал я, открывая молитвослов и готовясь читать вечернее правило.