16:11 23.12.2020ВЕРУЮЕЩЁ ОДНА ВСТРЕЧА
Чем может быть интересен православному изданию князь-меценат, коллекционер русской театральной живописи эпохи модернизма 1880–1930 гг., банкир, геолог, неоднократно публично говоривший о своём атеизме, присущем представителям поколения русских людей, рождённых в эмиграции в «ревущие и золотые» 1930-е, завершившиеся мировым кризисом?..
Атеистическое мировоззрение этого поколения неоднократно отмечал и недавно отошедший ко Господу отец Всеволод Чаплин. Князь и батюшка были знакомы длительное время. Как оказалось, на всём пути меценатской деятельности Никиты Дмитриевича встреча с Богом всё-таки состоялась.
К 85-летию князя Никиты Дмитриевича Лобанова-Ростовского
А произошло это в прошлом году, когда незначительным тиражом стараниями князя-мецената вышел на русском языке документальный роман его бабушки «О великой трагедии ХХ века: до и после 1917 г. Воспоминания матери». Рукопись пролежала в архиве Никиты Дмитриевича более 30 лет, а времени заглянуть в неё так и не находилось… И всё же рукопись оказалась прочитана, итогом чего и стало появление в России двухтомника выдающегося православного «женского» романа. Отец Всеволод роман прочёл, оба увесистых тома, и поделился впечатлениями и размышлениями по поводу документальных свидетельств о наименее исследованном периоде русской жизни. Нам показалось уместным, чтобы на страницах «Православной беседы» состоялась ещё одна встреча князя и священника. У Бога все живы!
В кои-то веки прочёл (пусть и урывками, месяца за три) большую книгу — мемуары княгини В. Д. Лобановой-Ростовской о происходившем в России накануне, во время и после «революций». Прекрасный язык, обилие деталей, которые позволят услышать «запах» времени. Потрясающий контраст до- и послереволюционной жизни. Описания страданий и Божиих чудес. Стоит прочесть целиком эти два увесистых тома. Вот вдохновенная песнь матери после потери маленького сына: «Недосягаемый и близкий, непонятный и очевидно ощущаемый, Господь Бог наш, Ты очаг любви всей вселенной, помилуй нас»!
А вот рассказ другого сына о 1916 годе, после убийства Распутина: «Безнаказанность этого преступления показывает, что царствует уже не прежняя сильная власть, а общественное мнение», то есть газеты и крикливые «партии». Ничего не напоминает из сегодняшнего?
Насчёт того, что народ якобы сразу начал громить усадьбы. Дичал он постепенно, под влиянием новой власти. «Декреты и законы, один другого противоречивее и нелепее, настолько толкали народ к худшим проявлениям воли, что временами я просто удивлялась его медлительности, которую объясняла себе только вековою привычкою руководствоваться известною моралью».
Вот картина разграбления одной из усадеб, описанная управляющим: «Дом мой окружён бабами, их около полутораста. Хоть мужиков и не больше пятнадцати, но меня всё же выпустят живым. <…> Бабы от меня теперь не отойдут: они порешили начать с этих сундуков и разобрать себе всё на наряды. Они же подстрекают мужиков и застращали солдат…». Произошедшее было следствием греха всех сословий, и Божие наказание стало не случайным: «По грехам всех нас — и малых, и больших, и высоких, и низких — и того мало. Всех Господь равно испытует, но после казни придёт и милость».
Описан в романе одесский старец — «болящий» Иоанн, говоривший в 1917 году о будущем России: «Терпим все мы по попущенью Божиему за грехи наши. Много раз Господь предупреждал нас, но никто не слушал Его, и наконец наступило время наказания. <…> Но народ покается не сразу, и попустит Господь междоусобную брань, и восстанет брат на брата (и восстал уже), и льётся кровь, и будет ещё литься. Но и от этого не покается ещё народ, и попустит Господь мор. И будут умирать и в деревнях, и в городах, и на путях. Но и после этого не покается народ. И попустит Господь глад, и будут умирать сотнями, тысячами, сотнями тысяч и более. И будут многие селения стоять пустыми, и когда увидит Господь, что меру полноты наказания приняла земля Русская и стал размышлять, понимать и каяться народ, то остановит карающую руку Свою и помилует Россию».
О том же — сама княгиня: «Несмотря на сознание, что Родину ожидают страшные потрясения, понимая и чувствуя справедливость этого наказания, я всё же испытывала в сердце тишину и спокойствие. <…> Всё происходящее в нашем отечестве есть лишь исполнение грозного приговора, который никому не под силу ни остановить, ни ослабить. Невольно чувствовалось мне, что согрешения миллионов людей как наших, так и прежних дней могли быть искуплены лишь невинной кровью многих жертв. [«С этим можно и поспорить с точки зрения христианской истины», — сделал пометку отец Всеволод.] <…> Господь долготерпелив, но если уже и наказует, то никогда полумерами, а сильно и чувствительно, чему уже и наступило время для нас, русских».
Из книги Веры Дмитриевны Лобановой-Ростовской отец Всеволод Чаплин выделил также рассуждение её матери об элитах и о простом народе:
«Во время моей молодости крестьяне были куда нравственно выше господ, а со времени эмансипации можно было постепенно проследить обратное явление». Сама княгиня о представителях «новой власти»: «Из ресторана начинают выходить большевики поодиночке и группами. <…> Что за лица! Что за образы вырождения! У них положительное сходство с различными животными, человеческого осталось уже мало. Казалось, что снимки Ломброзо ожили и дефилируют перед нами».
Диалог княгини с дочерью про «ложь во спасение» — о том, что она всё равно остаётся грехом, даже если речь о вызволении мужа и отца из заложников:
«— …Как я сама себе бываю противна: ведь когда я говорю с большевиками, мне приходится перевивать правду с неправдой, и этой ниткой вышивать нужный узор. Как тяжело, как отвратительно бывает потом на душе!
— Что ты, Mama! Да разве ты во вред кому-нибудь это говоришь? Ведь это ложь во спасение. Лишь бы Papa освободить, а остальное всё пройдёт и забудется.
— Так-то оно так, а всё же противно».
Отмечает отец Всеволод и подлинный шедевр! Вот как княгиня описывает борьбу с клопами в вагоне четвёртого класса: «После столь трудного дня мы с Ксенией уповали на отдых, но не тут-то было: нас что-то начало досаждать, колоть и жечь. Мы переворачивались, опять вставали, что было совсем нелегко, потому что надо было соскальзывать в проход, не беспокоя соседа, зажигали свечку, надеясь встретить неприятеля, и вновь ложились. Но враги были невидимы и представляли собою, вероятно, легион лёгкой кавалерии, манёвры которой ни предотвратить, ни уследить нельзя, но атаки коей были несравненной ярости. Только под утро усталость взяла верх, да и нападающие, верно, наконец, удовлетворились. Я заснула и проспала до восьми часов».
Далее отец Всеволод предлагает читателю вернуться в наше несравнимо более благополучное, комфортное время и «почитать комменты» к выбранным им местам из воспоминаний матери…
Комментарии касались в основном монархического порядка.
Остаётся прибавить, что книга повествует о тех временах, когда ломалась традиционная Россия, её менталитет, устои и быт, а человек становился заложником страшных обстоятельств.
Документальный роман-эпопея пропитан глубокой религиозностью автора, вера движет всеми её поступками.
Текст, по мнению литературоведов, является серьёзным вкладом не только в сокровищницу отечественной прозы, но и бесценным свидетельством к столетию событий, перевернувших жизнь России.
Как только рукопись попала в Россию и была подготовлена к изданию, её сразу же опубликовало издательство «Минувшее» малым тиражом в исторической серии «Век двадцатый».
Материал подготовила Неонилла Пасичник