Пятница, 29 марта
Shadow

Империи

22:36 01.12.2017ИмперииВладимир Махнач

Империями называли себя многие государства, но по сути таковыми не являлись. Безусловно, самозванкой была так называемая Британская империя – обычная колониальная держава, имевшая основания на свое наименование ничуть не большие, чем, например, Нидерланды. Необычной являлась недолго просуществовавшая Германская империя. Но она была державой националистического, а не имперского характера.

Действительно, мы всегда можем назвать имперские народы — персов, римлян, средневековых греков-византийцев (которые называли себя римлянами), немцев, русских. Все это иафетические, арийские народы.

Статуя императора Октавиана Августа из Примы Порты

Россия была, безусловно, полноценной империей, но она прекратила свое существование раньше, чем состарился имперский великорусский этнос. Не здесь анализировать причины распада Российской империи. Версий очень много. Одна — что никакого распада вовсе не было. Другая объясняет случившееся исключительно внешними по отношению к России факторами. Если выстраивать аналогии, то вполне возможно, что в 1917 году повторился отнюдь не 1453-й год Византии, а 1204-й, после чего, как известно, империя была восстановлена. Я думаю, что никто не будет всерьез утверждать, что имперская идея в России исчерпала себя и империя восстановлена быть не может.

Представляется очевидным, что наиболее удобной, бесконфликтной является жизнь общества моноэтнического, но такое бывает чрезвычайно редко. Большинство из когда бы то ни было существовавших государств полиэтнично. Так вот, среди немоноэтнических государств наиболее удобные условия для этносов предоставляли как раз империи. Империя универсальна по своей идее, в силу этого она наиболее терпима.

Если схематизировать этническую структуру некой обобщенной империи, то правильнее сказать, что ее населяет большой народ, несколько средних и известное количество малых. Так вот, для огромной части населения империи эта последняя — защитница малых от агрессии средних. Универсальный исторический закон, работающий в пользу империй, я бы сформулировал так: «малый» всегда с «большим» против «среднего».

Если уж мы заговорили о распаде империй, имеет смысл вернуться к тому, что удерживает их от распада, иногда вопреки стратегическим, этническим факторам, против которых, казалось бы, не попрешь. Речь об имперской идее. О Риме уже говорилось. То, что Рим нес благо общего спокойствия, гражданского благоденствия, признают даже авторы Нового Завета. Рим сменяет Византия. У нее стержневая идея гораздо мощнее. Это христианская держава, для каждого ее подданного сохранение империи, ее оборона, защита ее интересов — христианский долг. Для него соотечественник — любой другой подданный православного царства, более того, каждый христианский мученик первых веков, кем бы он ни был (а они бывали очень замысловатого происхождения). Все они свои, все сородичи, такими их помнили.

Надо сказать, что славянорусы домонгольского периода были совершенно не имперским народом, в общем, даже не этатистским, без особенного государственного инстинкта.

А русские — этнос XIII века, который складывался в обстановке чудовищного давления как с Запада, так и с Востока, отторжения литовским, частично польским государствами западнорусских земель и ордынского владычества. Импульс к созданию Российской империи, как представляется, был привнесен извне — не из Орды, не из Византии как государства, а из кругов Вселенской Православной Церкви. Церковь стремилась создать христианское царство как свою опору и при обрела его в Риме при Константине Великом. Церковь сохранила свое достояние в виде Византийской империи.

Церковь готовила в XIII веке союзницу слабеющей Византии, а к концу XIV века — ее преемницу. У князей такой четкости не было. Таким образом, созидателей государства из русских выковали враги, но как этнос имперский — идея православного царства, миссия защитника христиан. Поэтому религиозно и, что гораздо более существенно, культурно, я полагаю, Россия как империя была запрограммирована.

Россия приобретает черты империи, сохраняя автономию инородческих правителей, еще не став единой и независимой державой. В XVI—XVII веках эта практика сохраняется: мы видим в составе империи Казанское, Астраханское, Сибирское царства. Кстати, Казань около века никто не собирался завоевывать. Россию вполне устраивала независимая Казань при дружественной династии, так сказать, «друг и союзник русского народа». Только укрепление на казанском престоле крымской династии, явного врага и турецкого агента, вынудило к жестким мерам. Впрочем, большинство территорий вошло в состав Российской империи добровольно. Некоторые по двести лет домогались права стать подданными России, как это было с мелкими властителями разных грузинских царств и княжеств.

Император Петр I

Россия петербургская безусловно пренебрегала первенствующим положением стержневого имперского этноса. В основном великороссы несли военную службу. И в основном великороссы были крепостными. Римляне тоже предпочитали римские легионы вспомогательным союзническим. Но если один этнос проливает больше крови, то остальные, естественно, должны больше пахать — в прямом и переносном смысле. Примеры поразительно антиимперской (и антинациональной, кстати!) политики оставил нам Александр I. Стремясь быть благодетелем Европы, он уклоняется от православной политики на Балканах, ослабляет помощь грекам. Стремясь облагодетельствовать поляков, дарит им единую Польшу, которую тогда допустили бы существовать только под русским скипетром. И за это оставляет в руках Австрии исконно русские земли Галиции вместе с возможностью спасти от естественной смерти унию и вырастить к концу XIX века украинский сепаратизм под австрийским желто-голубым стягом. Однако, несмотря на указанные деструктивные тенденции, Россия в петербургский период, как никогда, успешно исполняет свой имперский долг. В так называемых «разделах Польши» она освобождает предков нынешних украинцев и белорусов; в войнах русско-турецких и кавказских — греков, сербов, болгар, молдаван, грузин, абхазов, осетин, армян… И имперская элита в России выращивается столь безупречно, что революционерам пришлось устроить обильное кровопускание почитай всем народам империи.

А СССР? Была ли советская империя? Или сталинская «Империя зла»? Решительно полагаю: все эти термины существуют лишь для дискредитации идеи империи. Прежде всего советское правительство сразу и демонстративно переориентирует внешнюю политику, сознательно разрушая имперское наследие. Мы курировали Балканы? Вон с Балкан! И еще Кемаль-паше денег побольше, чтобы воевал с греками и армянами, которых Россия всегда поддерживала! (Причем деньги ему передаются как раз во время голода в Поволжье и ограбления храмов!)

Что бывает, когда имперский этнос начинает вести себя не «по-имперски»? По-видимому, это проявляется двояко: в отказе защитить старого союзника, старую провинцию, — ив отказе от самой идеи империи, в стремлении к изоляционизму. В австрийском варианте, например, это в конце концов привело к изоляционизму, желанию замкнуться в южногерманском, австрийском анклаве. В сегодняшней России такая тенденция есть, она достаточно широко распубликована. Корни явления, конечно, не в сфере этнологии. Это чистейшей воды культурный упадок, который, в отличие от этнического, может преодолеваться. Смею полагать, что если русские начинают легко переносить потерю бывших многовековых территорий Российской империи, то вскоре они перестанут по-имперски вести себя и с теми инородцами, которые остались на территории России. Это взаимосвязанные явления. Изоляционизм — опасная штука, изоляционисты гораздо менее справедливы и уж точно менее терпимы к малым сим, нежели империалисты. Если учесть, что русским уже объяснили понятие «мигрант», будет неудивительно, если в ближайшее время о мигрантах заговорят русские.

Я принимаю, хотя и с известными оговорками, этнологическую теорию Л. Гумилева. Как ее осторожно ни применяй — у русских тяжелая фаза, фаза надлома. За выход из надлома немцы заплатили едва ли не тремя четвертями жизней, Тридцатилетней войной. Но оставшейся одной четверти немцев вполне хватило не только на битву с численно превосходящим противником в двух мировых войнах, но и на создание немецкой классической философии, немецкого романтизма, потрясающей немецкой музыки, много еще чего и, наконец, нынешней вполне благоденствующей Германии. Сегодня по многим аспектам это мощнейшая держава в Европе. Так что в нашей шкуре побывали и другие народы. И доказали, что из надлома все-таки выходят.

Неизбежен ли для нас 1453 год? Абсолютно неизбежен. В мире все заканчивается. Завершается история народов, следовательно, и государств, и империй. Правда, с одной маленькой оговоркой: бывают этнические подъемы, и тогда имперская эстафетная палочка передается по наследству. Это прослеживается, скажем, на примере Ирана. Мы не знаем, кто явится нашим наследником через несколько столетий; восстановится ли Россия как имперский организм или распадется.

Что же касается ориентации на будущее, то, как я думаю, возможны три варианта выбора. Можно стать на путь изоляции и породить скорее всего пренеприятнейшее государство, отпихивающее всех. Тогда большой культуры у нас впереди нет. Державин, Карамзин, Пушкин, Достоевский (ставлю многоточие), наконец, Бунин и Шмелев принадлежат имперской культуре. Если взять другие области, результат получится тот же самый. Мы порвем с собственной традицией. Это возможный путь — он, кстати, спокойный. Возможно возвращение к имперскому самосознанию. Это вовсе не означает, что народ в обязательном порядке должен застолбить границы бывшего Советского Союза или Российской империи на 1913 год вместе с царством Польским и великим княжеством Финляндским. Это — готовность решительно сказать, что империя существует, мы ее сохраняем и готовы принять всех, кто желает остаться. Но исходить мы будем из приоритета существования империи, а не существования республиканских границ в Советском Союзе. Если есть желающие жить в составе исторической России, то они получат необходимую поддержку, любую. Но та территория будет частью империи. Есть третий путь, не исключающий второго.

Икона святого великомученика Георгия Победоносца

Я бы его назвал культурологическим. Он наиболее продуктивен и возможен только в варианте подлинного культурного подъема. Прецедентов было полно в мировой истории, в том числе и в нашей. Я имею в виду ориентацию на верность органичной для нас культуре — восточнохристианской. Тогда нас интересуют, безусловно, все восточнохристианские дела, а это обременительно. Хочу подчеркнуть, что имею в виду не конфессиональную верность. Если вероисповедание — это личное дело каждого отдельного человека, проблема его отношения к Творцу, то вопрос о принадлежности к культуре — дело не человека, это дело народа.

Будет культурный подъем — мы можем воссоздаваться в таком ключе. Тем русским, которые ориентируются на такой вариант выбора, важно не сколько у них будет земель, а главное — какие это будут земли. Элементарная геополитика подсказывает, что Россия как классическая дву-береговая держава не может держаться за Балтийское и Черное моря мизинцами, а должна все-таки держаться руками.

Гораздо более мощными мне кажутся заявления о том, что та или иная территория — наша земля, и отделяться они могут, оговаривая с нами границы, нормы внутреннего и внешнего поведения. Это было бы спокойной имперской политикой, кстати, уважительной по отношению к соседним этносам. Я встречал печальные суждения не только глубоко религиозных православных, но и католиков, и мусульман, что, если Россия не восстановится, человечество выйдет на финишную прямую своей Истории.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *