17:13 16.12.2020БОЛЕЗНЬ, СТРАДАНИЕ, ИСЦЕЛЕНИЕ
Монах Досифей (ГОРБАЧЕВСКИЙ)
Любая религия ставит перед собой задачу дать ответ личному поиску, вызванному болезнью и неминуемостью смерти. Христианство выделяется в этом смысле через страдающий образ Христа, находящегося на Кресте, через мысль, что Его жертва избавляет от смерти и открывает человеческому существу возможность вечной жизни. Христианская духовность предлагает исцеление человеческой природы, глубокое её изменение. Дорога к Богу, однако, означает усвоение страдания, личного креста, который нужно нести до рубежа смерти.
Болезни, грех и хрупкость человеческого естества
Перед лицом болезни духовность может предложить значимое лекарство, так как христианская вера подразумевает мысль о том, что Бог изменяет природу тех, которые выбирают следование Ему. В то же самое время болезнь может стать пропастью восстания против Бога, может подавить оптимизм выздоровления.
Установление происхождения болезни позволяет найти лечение, проложить траекторию выздоровления. Истоки страдания и смерти установлены христианским богословием в грехопадении первых людей. Будучи созданными в физической форме, которая не знала болезни, и имея возможность быть бессмертными, Адам и Ева выбирают вхождение через грех в мир разложения и смерти. Речь идёт не о нравственных недостатках, а о вселенской трагедии, и не о большом или малом списке недолжных деяний, а о всеохватывающем искажении содержания жизни. Это, собственно говоря, схождение в небытие, гибель, ощущаемая человеком как отсутствие Бога, как отсутствие личностей окружающих и своей собственной, как потеря реальности и вообще как стирание цели и смысла, переходящее в неизбывную оставленность и тревогу.
Поднятие из греха должно быть тождественно выздоровлению, возвращению человека в самого себя. Грех воспринимается как источник страдания, боли и как причина смерти. Таким образом, зло является удалением от источника жизни. Смерть является естественным следствием греха. Но не Бог сотворил смерть, а мы навлекли её на себя лукавым соизволением. Бог не воспрепятствовал нашему разрушению по причинам, чтобы самого недуга не сохранить в нас бессмертным.
Отныне бытие перемешано со смертью, а обеспеченное грехом наслаждение имеет необратимое соответствие. «…Душа бо человеческая, — говорит святой Тихон Задонский (XVIII в.), — яко дух от Бога созданный, ни в чём ином удовольствия, покоя, мира, утешения и отрады сыскать не может, как только в Бозе, от Которого по образу Его и подобию создана; а когда от Него отлучится, принуждена искать себе удовольствия в созданиях и страстями различными, как рожцами, себя питать, но надлежащего упокоения и отрады не обретает, и так от гладу следует умрети, духу бо духовная пища потребна есть». Дух должен был найти свою пищу в Боге, должен был жить в Боге; душа должна была питаться духом; тело должно было жить душой. Это было изначальным чином бессмертного естества. Но, отвратившись от Бога, дух вместо того, чтобы давать пищу душе, начинает жить за счёт души, питаясь её сущностью (тем, что мы обычно называем «духовными ценностями»); душа в свою очередь начинает жить жизнью тела — это происхождение страстей; и, наконец, тело, вынужденное искать себе пищу вовне, в бездушной материи, находит в итоге смерть. Человеческий состав распадается.
Очень сложную картину рисует нам Максим Исповедник, изучая начала и смысл зла. Падшее существование открывается как постоянная цепь наслаждения и боли. Человеческая жизнь течёт между этими двумя элементами. Человек отныне находит себе пристанище в наслаждении, в котором пытается провести своё существование. Только это наслаждение не имеет другого эффекта, как только онтологическое оскудение, перенесённое в форме страдания.
Помимо мгновенного эффекта, грех разрушает существование; его концом является сознание недостаточности, смерти, страдания. С точки зрения христианской духовности, это состояние отчуждения. Это «неудача существования», из которой человек должен быть спасён. Здесь мы имеем источник несчастья, онтологической неполноценности, из которой человек не может больше подняться самостоятельно. Это удаление от жизни, удаление, которое зачастую порождает ад; то есть осуждение или наказание есть свободный выбор человека, который сам себя заключает в пыточном отсутствии жизни, в свободном отказе общаться с вселюбящей Божьей добротой, с «истинной жизнью».
Существует сознание, которое угнетает человека, и стеснительное состояние существования, которое мучает его и заставляет его оплакивать свои грехи и желать их прощения. Здесь включено желание вселенского примирения, противостоящего вселенскому разрушению, порождённому грехом. Тяготение к ближнему и к Богу требует избавления от разделяющего греха. Это избавление начинается и заканчивается Христом. Первым спасительным актом является возрождение через Крещение. Таинства, которые следуют за Крещением, открываются человеку как избавление от страдания. Через это имеет место постепенное единение с Христом, постоянный процесс выздоровления.
Страдание и исцеление
В христианстве духовная жизнь определяется положительно как восхождение к «обожению», а с отрицательной точки зрения, обращённой к человеческой природе, ослабленной грехом, — как постоянная духовная брань.
Традиция Православной Церкви очень настаивает на этом аспекте борьбы с грехом, на усилиях по стяжанию благодатной свободы, в которой человеческая природа не только не стеснена более страстями, но и постепенно причащается жизнью Христа, проливающейся через Крест и Воскресение.
Не только мученик идентифицируется с жертвой Христовой, но и любой христианин. Страдание, боль и смерть могут превратиться в противоядие злу, если они будут правильно поняты. Понимание этого возможно только во Христе, Который Сам их терпит, порывая цепь боли и наслаждения. Реальность спасения состоит в непродолжении поиска наслаждения и в терпении боли. Зло, таким образом, излечимо только путём интенсивных духовных усилий.
Если сатана скомпрометировал тело, и его человеческую чувственность, и чувствительную поверхность мира, Христос восстановил значимость его и чувствительного мира. Он сделал так, чтобы душа была носителем Божественности, и через это восстановил чистоту тела и его чувственности и роль мира как божьей прозрачности. Он показал, что зло не привязано фатально к телу и к миру. Он в то же самое время восстановил силу человеческой воли держать тело неподвластным через чувственность поверхности мира. Тело и его чувства стали в нём тем, чем должны были быть, — орган чистого восприятия чувственного мира; а последний — прозрачное место присутствия Бога.
Священник Думитру Станилоэ
В конце концов, зло излечимо посредством человеческой воли, поддержанной благодатью. Речь идёт о терпении вместе со Христом болей и смерти, а также и о сошествии во ад. Таким образом, это видение указывает на цену человеческой природы, которая онтологически не может быть привязана ко греху и злу, а также на свободу человеческого, которое не может потерять свою личность лика Божьего, как бы оно ни отдалялось от источника жизни или от своего божественного архетипа. Страдание и смерть в итоге распространяются несчастным образом на человеческое существование, но свобода призывает человека быть ответственным по отношению к своим собственным поступкам, отделяя зло, смерть, страдание от Божьего деяния творения. Все эти последствия необъяснимы, если бы Бог был их причиной.
Жизнь нашего мира может стать полем зла. Нигде зло так не явно, как в повседневном равнодушии, в которое нас вовлекает мир.
Церковь — пространство исцеления через Таинства
Тайная реальность Церкви провозглашает спасение как постоянное единение со Христом. Для Православной Церкви спасение заканчивается не смертью Христа на кресте, а соединением Христа Распятого и Воскресшего с людьми, которые верят в Него. А это возможно именно через Таинства. Человек восстанавливается и возвращается из анонимности индивидуальной природы, в которую ввёл его грех. Таинства открывают бесконечную тайну существования личности.
Отец Думитру Станилоэ, описывая взаимную зависимость между Таинствами и Церковью, делает следующее замечание: «…Церковь в своём качестве таинства является в полноте своей непрерывным результатом Таинств как совершающихся актов <…> Но если Церковь в полноте своей как таинство была бы результатом Таинств, то это бы означало, что те, которые становятся её членами, попадают в неё через таинства, совершаемые вне её. На самом деле Таинства есть деяния Церкви; это значит, что насколько таинственна Церковь, настолько церковными являются Таинства».
Но и действие Таинств на тайное Тело Спасителя, распространённого в Своих членах, постоянно порождает общее таинство, которое есть Церковь. Одним словом, форматом проявления Таинств является Церковь, которая рождается постоянно, и, более того, все члены тайного Тела совершенствуются постоянным образом до свершения веков.