15:05 19.11.2020СЛОВО И ОБРАЗВ ЧЁМ ПОДВИГ САМСОНА?
Первая ассоциация, которая приходит нам на ум, когда мы вспоминаем о ветхозаветном Самсоне, — это, конечно же, его небывалая, легендарная мощь. Для множества людей, знакомящихся с библейской историей, Самсон предстаёт в виде настоящего героя, своего рода Геракла, только не в границах античности, а в рамках иной, христианской культуры. Между тем в 11-й главе Послания к евреям апостол Павел прославляет судью израильского отнюдь не за воинскую доблесть и телесную силу, а за подвиги духовные, главенствующее место среди которых отведено вере.
В ЧЁМ ПОДВИГ САМСОНА?
ЛИТЕРАТУРНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ГАНСА САКСА И ДЖОНА МИЛЬТОНА
Для поэтического воплощения образ Самсона — явление сложное. С одной стороны, это настоящий герой с почти сказочным жизнеописанием и авантюрными любовными историями, с другой — персонаж богодухновенного Писания, прославившийся искренней верой и жертвенной гибелью назорей Божий. Поэтому под пером не искушённого в Писании художника слова нравственный портрет Самсона может приобрести черты двойственности, если не сказать двуличия, как это и случилось с автором произведения «Львиный мёд. Повесть о Самсоне» Давидом Гроссманом, который создал что-то среднее между образом непомерной жестокости и инфантилизма. Иные очертания приобретал внутренний облик силача из племени Данова в творениях более древних авторов: немецкого трагика Ганса Сакса и английского поэта Джона Мильтона. Несмотря на хроникальную дистанцию, разность политических, да и жизненных условий написания текстов (так, Мильтон создавал свою драму «Самсон-борец», будучи, подобно своему герою, уже совершенно слепым человеком), авторам удалось одно — уловить ту красоту и исполинскую силу духа, за которую, вероятно, и чествовал Самсона Первоверховный Апостол.
Трагедия Сакса написана очень близко к тексту Библии, в чём можно убедиться благодаря методу параллельного чтения Книги Судей (см. гл. 13–16) и самого произведения, но есть и подлинные поэтические находки немецкого драматурга, о которых следует сказать несколько слов. Из Писания нам известно, что мать Самсона была бесплодна (см. Суд. 13, 2). К этому известию Сакс присовокупляет упоминание о всенародном поношении и презрении, которым подвергалась родительская чета будущего спасителя израильтян за своё бесплодие — мотив, безусловно, восходящий к Евангельскому повествованию о святых Захарии и Елисавете — родителях святого пророка Иоанна Предтечи. В целом можно заметить, что неясные образы отца и матери еврейского судьи написаны Саксом с большой дотошностью. В этом случае, как и все средневековые писатели, посвящающие свои творения жизнеописанию святых, Сакс следует принципу: от благого древа — благой плод. Так, отец силача Маной ввергает себя всецело в волю Божию, не доверяя себе и задумываясь о Его непостижимом Промысле даже тогда, когда Самсон хочет взять себе в жёны от дочерей необрезанных иноплеменников.
Особенно удаётся Саксу рассказ о коварстве Далилы, в ткань которого он искусно вплетает мотив духовной слепоты. Согласно трагику, назорей из племени Данова, прежде чем превратиться в ослёпленного раба филистимлян, был ослеплён лаской своей жены:
Darmit hab ich in also blendt,
Das er mein untrew nit erkendt
…Doch im sein hertz verblendet stat.
Я ослепила его,
Так что он не познает моей измены…
… Я ослепила сердце его.
В другом месте коварная жена говорит о Самсоне: «Его сердце обнищало мудростью» (Sein hertz aber an weißheit schwach). И это она утверждает о бесстрашном воине прежде того момента, когда были обрезаны его косы. В толкованиях на Книгу Исход Максима Исповедника есть удивительные строки, соединяющие воедино символ премудрости с символикой семи кос судьи израильского: «Имя “Самсон” переводится как “солнце”, а “Далила” — как “делающая нищим“. Упал же Самсон на бедро Далилы, то есть на страстный член удовольствия, и обнищал озарявшей его добродетелью. Тогда Далила призвала цирюльника с бритвой и велела остричь ему семь кос. Цирюльник — это диавол; бритва — обольщение, согласно сказанному: “Как бритву изощренную сотворил ты лесть“ (Пс. 51, 4); семь кос — это семь действий Духа, указанных пророком Исайей». Не случайно и святая Библия говорит нам, что после описанного «Господь отступил от него» (Самсона. — Ю. Р.) (Суд. 16, 20).
Но подлинное сокровище трагедии Сакса — в её концовке. От лица герольда, то есть вестника, глашатая, немецкий драматург проводит несколько параллелей, в которых обнаруживает глубокое познание творений святых отцов Церкви. Так, автор сравнивает мёд, чудесным образом обретшийся в пасти льва, растерзанного Самсоном, с Евангелием. Сходную мысль можно встретить в проповедях святителя Кесария Арелатского, уподобляющего льва Христу, в устах Которого мы нашли мёд после Его смерти: «Что слаще слова Божьего? И что сильнее десницы Бога? И в чьих устах после смерти [обнаруживаются] пища и пчёлы, как не Того, в Чьём слове благо нашего спасения и собрание язычников?». Сакс в образе Далилы порицает иудеев за их неверность, коварство и внешнее благочестие; за то, что они так же остригли волосы и дошли до отрицания своего Бога.
Wann in die brünstig götlich lieb
Zu Delila, der frawen, trieb,
Welliches war das judenthumb,
Untrew, arglistig und unfrumb,
Welche im auch abschur sein har,
Verlaugnet seiner gotheit gar.
Ввиду его пылкой божественной любви
К Далиле, женщине,
Которая стала символом иудаизма,
Такая же неверная, коварная и (внешне) благочестивая,
Так же отрезающая власы
И доходящая до отрицания Бога.
Сравнивая Далилу с иудеями, Сакс одновременно оставляет без пояснения вопрос о символике волос Самсона, видимо, полагая, что читателю это заведомо понятно. Между тем данный образ-символ может быть внятно истолкован лишь после прочтения трудов святителя Кесария, согласно которому, волосы назорея-силача есть то покрывало, тот Закон, который отвергли иудеи, распявшие Христа: «Самсону остригли голову, тайны его открыли, покрывало сняли — и Христос, бывший скрытым, открылся. Но волосы отросли и снова покрыли голову, потому что иудеи не захотели признать Христа, когда Он воскрес». Параллель Самсон–Христос, которая, вероятно, могла бы появиться в уме едва ли не у каждого читателя Книги Судей, основана на тех издевательствах, которые претерпел правитель израильский перед своей гибелью. Церковно-славянская Библия указывает на это довольно точно: «И бысть егда возблажа сердце их, и рекоша: призовите Самсона из дому темничнаго, и да играет пред нами. И призваша Самсона из дома темничнаго, и играше пред ними, и заушаху его, и поставиша его между столпы» (Суд. 16, 25). Глагол «заушаху», которому не был найден эквивалент в русском переводе Библии, сразу отсылает нас к предсмертным страданиям Господа нашего Иисуса Христа. Между тем появлению в трагедии метафоры креста Сакс, очевидно, вновь обязан святителю Кесарию.
Am creutz deß lebens wurdt gepfendt,
Gar hart geschmehet und geschendt.
Он был схвачен на кресте жизни,
Много унижен и оскорблён.
У Кесария крест Самсона имеет не столько аллегорическое, сколько образное значение. Согласно святителю, судья израильский «простирает руки свои к двум столбам, словно к перекладине креста».
«Смерть Господа, подобно гибели Самсона, причинила Его гонителям больше вреда, чем Его святая жизнь», — продолжает Сакс, развивая мысль Писания: «И было умерших, которых умертвил Самсон при смерти своей, более, нежели сколько умертвил он в жизни своей» (Суд. 16, 30). Та же параллель была намечена и у святых отцов Церкви, которые видели в гибели Самсона тайну, полностью открывшуюся в Господе нашем Иисусе Христе, «ибо Своей смертью Он совершил наше искупление» (святитель Кесарий).
Иные мотивы развивает английский поэт Джон Мильтон в трагедии «Самсон-борец», основным из которых является мотив раскаянья. Поэт изображает поистине титаническую личность, способную на подвиги самоотвержения и покаянные слёзы. Подлинной духовной силой судьи израильского является то, что всю вину за происшедшее он возлагает на себя самого:
…Мне ль в Божьем слове сомневаться?
Кого, как не себя, винить я должен,
Коль скоро только по моей вине
Предсказанное не осуществилось?
И даже в том случае, когда родной отец поднимает глас против Господа, Самсон заграждает ему уста и говорит:
На Бога не дерзай роптать, отец.
Заслужены мной все мои несчастья,
Лишь я виновник и причина их.
Падший судья и правитель израильский не скупится на перечисление своих грехов, среди которых — гордыня, болтливость, безрассудство. И не случайно на Самсоне Мильтона начинает действовать духовный закон: как за употреблением пищи следует сила физическая, так и за самоукорением приходит духовная мощь. Эта особенность библейского рассказа о силаче из племени Дана была подмечена святыми отцами Церкви. Так, преподобный Максим Исповедник даже отождествил рост волос Самсона с его раскаянием: «Когда его волосы начинают отрастать, то есть когда он (Самсон. — Ю. Р.) раскаивается в том, что сделал…». Та же мысль отчётливо звучит в трудах святителя Кесария Арелатского: «Если кто-то захвачен каким-то грехом и спасительным образом прибегает к исцелению покаянием, то с восстановлением благодати возвращается и добрая совесть, словно волосы, которые вновь отрасли». Не чужд был подобного взгляда и прославленный в лике святителей русский святой митрополит Филарет Дроздов: «Весьма вероятно, что в сем состоянии Самсон очистил прежния заблуждения свои раскаянием. Его силы росли вместе с его волосами». О том, что мощь силача из Ханаана умножилась после его покаянных трудов, Мильтон свидетельствует не только повторением ветхозаветного рассказа о погибели от руки Самсона большего количества иноплеменников, чем он убил за свою жизнь, но и упоминанием о некоем пророчестве, изошедшим из уст назорея Божия:
Меня сломив, мнит идол филистимский,
Что господу он в силах бросить вызов
И вознестись над ним, но царь небес
Восстанет, чтоб своё святое имя
Опять победоносно утвердить.
Подлинным драматизмом проникнуто описание предсмертных минут Самсона. Поэт не приводит, подобно автору Книги Судей, слова молитвы слуги Божьего, оставляя за читателем право определить сущность и содержание последних мыслей героя.
…Когда ж Самсон
Почувствовал колонны под рукою,
Он голову склонил как для молитвы
И на минуту в думы погрузился…
Представляется, что в этом отхождении от Священного Писания, в этой неуверенности («как для молитвы») — подчинение высшему творческому замыслу: показать глубину раскаяния избранника Божия, считающего себя отвергнутым Всевышним. Не смеющий дерзать быть услышанным Небом, он лишь склоняет главу перед Вершителем судеб и с победоносным триумфом заканчивает свою жизнь. Так сбываются на Самсоне слова Псалмопевца: «В смятении моём я думал: “отвержен я от очей Твоих”; но Ты услышал голос молитвы моей, когда я воззвал к Тебе» (Пс. 30, 23). Для Мильтона помощь Божия, оказанная Самсону, — доказательство того, что падший не был окончательно забыт и отринут Господом. Истину эту поэт изрекает через возрадовавшегося Маноя и пение хора, которым и завершается трагедия:
В конце концов, хотя сомненья
Мы и питаем в нём подчас,
Всеведущее провиденье
К благой приводит цели нас.
Считал Самсон, что лик свой гневный
Скрыл от него навеки Бог,
Но минул миг, и гибели плачевной
Герою Газу он обречь помог…
Именно в силу подобного завершения поэмы, звучащей в нём мысли о всеблагости Творца, нельзя согласиться с тем расхожим среди исследователей мильтоновского наследия наблюдением, согласно которому мотив мести выдвигался поэтом в трагедии на первый план. Это ошибочное мнение, увы, завладело умами, будучи озвучено в таком авторитетном издании, как «Литературная энциклопедия» (1934, том VII), где о произведении Мильтона говорится: «Поэма “Самсон-антагонист” показала, что активный революционер не умер в нём (поэте. — Ю. Р.). Этому способствовало и политическое брожение в Англии [с 70-х годов XVIII в.], которого Мильтон не мог не заметить. Основная идея этой поэмы Мильтона — возмездие, расплата за пережитое угнетение <…> Самсон, побеждая силою разума свои страсти, внутренне переродившись, активно борется против реакции филистимлян и достигает победы лишь благодаря насилию». На то, что подобные взгляды удивительно живучи в культурном сознании, указывает диссертационное исследование Е. П. Бортник. Написанное уже после хрущёвской оттепели, оно, как ни странно, содержит всё то же рассуждение о мести как о магистральном мотиве мильтоновского «Самсона».
Но мы-то знаем, что главным достоинством назорея Божия была не мстительность, а непоколебимая вера, покаяние и смиренная молитва, которыми он приклонил Судью всяческих и, получив от Него силу, попрал полчища врагов своих.
Юлия РОСТОВЦЕВА