Пятница, 29 марта
Shadow

Пути Господа

23:27 22.04.2020ВЕРУЮПути Господа

В молодости для человека часто важнее важного друзья; иногда кажется, что они ближе родственников. Порой, и правда, друг, выбранный по душевным качествам, становится таким близким, что трудно представить, как жил раньше без его доброты и понимания. Большая радость, когда находишь друга на всю жизнь. С таким человеком и долго не видишься, а встретишься — и будто не расставались, понимаете один другого с полуслова. Думаешь: «Господи, спасибо Тебе за этот бесценный подарок — за то, что позволил узнать, почувствовать: возможна в нашем мире дружба, наполненная Твоей чистотой». Понятно, духовное родство с человеком — редкость. Ежедневное общение проще: скучают люди, вот и веселят себя, проводя время с друзьями-приятелями. Ветреная молодость легко прощает это. Кажется, что впереди времени видимо-невидимо, часть не жаль потратить на безделицы.

Как появился в нашей жизни Петя, не помню. Сначала это был обычный коллега мужа по работе. Потом в какие-то сложные моменты он оказывался рядом, помогал, причём так непринуждённо, как бы между делом. Мы быстро привыкли к нему, и настал момент, естественный в таких отношениях, — пригласили его в гости. Зная, что он почти всё время живёт один (только изредка к нему приезжает дочка) и, как многие холостяки, питается как попало, я постаралась приготовить настоящий домашний обед, с салатами, борщом, печёной уткой, пирогами. В субботу утром мы с мужем объездили несколько рынков и магазинов (в 1990-е годы не так и просто было купить продукты). В воскресное утро на нашей кухне образовался целый кулинарный цех: что-то жарилось, пеклось, взбивалось, варилось. К вечеру стол был накрыт. На нём красовалось много вкусностей, будто мы ждали в гости большую компанию, а не одного друга — так хотелось накормить этого симпатичного парня с неустроенной судьбой.

Друг с продуктами

В открытой двери из полутёмной площадки подъезда сначала появились два белоснежных пакета, наполненных продуктами. Петя передал их в руки моему слегка растерявшемуся мужу. На его вопрос, полный искреннего удивления: «Зачем?» —Петя быстро помахал руками: «Бери-бери. Пригодится. Там оливки, коньяк, колбаса. Я сам её люблю…». Пакеты отправились на кухню. В гостиной задержались ненадолго. Обычно, когда человек первый раз приходит в гости, ему принято показывать всю квартиру. Петя чуть затормозил у зеркала, поправив свои пушистые кудрявые волосы, уже с лёгкой сединой на висках. Крепкий, с неплохой для его возраста фигурой, он, как бывший профессиональный музыкант, гитарист, привык за годы, проведённые на сцене, следить за своим внешним видом. И, несмотря на приближающееся сорокалетие, не отказывался от модной (если не сказать, молодёжной) одежды.

В детской нашей дочери он с грустью осмотрел игрушки, вздохнув о своей доченьке, которую видит редко, потому что нужно работать, обеспечивать её — ведь ей всего пять лет. Ухаживать за ней из-за работы он не мог, вот и жила она с бабушкой в другом городе. Ничего в нашей стандартной квартире его не заинтересовало. Остановился он только в спальне у икон. Пока смотрел на образа Спасителя, Пресвятой Богородицы и святого Серафима Саровского, я с гордостью объяснила, что иконописец написал их специально для нас. Необычно тонкого, светлого письма в аккуратных окладах под стеклом, иконы эти очень понравились батюшке, который их освящал. Добродушный старик-священник ласково спрашивал нас, кто будет у них молиться, долго хвалил образа, а потом взял номер телефона иконописца. Иконы сразу прижились у нас в доме, будто были с нами всегда. Особенно они становились необходимы, когда заболевала дочь. Без них, казалось, не пережить было бессонные ночи у её постели. Святые, всё понимающие глаза помогали пережить любые трудные времена.

За столом какое-то время нас всех занимала только еда. Мужчины пропустили по паре рюмочек под хорошую закуску, я привела в исполнение свой тайный план — принялась старательно кормить гостя. Однако во время любого застолья наступает момент, когда, наевшись, дружеская компания переходит от закусок к разговорам. Тему разговора выбрал Петя. Совершенно неожиданно для меня он грустно, серьёзно, глядя мне в глаза, спросил:

— У вас там иконы… Вы правда верите в Бога? — обратился к нам с мужем обоим. В его тоне чувствовалось разочарование, а может, надежда, что мы ответим «нет».

Муж промолчал. Да и что он мог сказать? В церковь он иногда со мной заходил, но, поставив свечи, даже если шла служба, находил повод, чтобы уйти быстрее. Иногда мне казалось, что он меня ревнует к вере. Возвратясь из храма, мне легко было встретить его в плохом настроении, и приходилось выслушивать перечисления, что можно было сделать полезного за то время, пока я отсутствовала. Но в этот раз муж благоразумно промолчал.

Ответила я:

— Да, я верю в Бога.

Про себя же подумала, что вот так вслух давно не произносила эти слова в ответ на прямой вопрос о вере в Бога, потому что вокруг в основном были люди верующие. Семья у меня православная, и в советские времена в доме были иконы, отмечались православные праздники, а уж в 1990-е показалось, что атеистов будто и совсем не осталось. И вдруг такой разговор, к тому же у меня дома, и, в общем-то, с очень симпатичным мне человеком. Я немного даже растерялась от неожиданности.

А Петя продолжал:

— Не понимаю, как можно серьёзно верить в Бога! Ведь Его же нет! Это же давно доказано. Вы же читаете, много знаете… Ладно, верят люди необразованные. Не понимаю! Ведь если посмотреть вокруг, становится совершенно ясно, что Бога нет. Посмотрите, сколько боли вокруг! Был бы Он такой, как говорят, разве бы Он стал терпеть это? И ничего бы не изменил? Почему ты веришь в Бога? Зачем тебе это?! — переключился он только на меня.

Пересиливая чисто человеческую досаду, что вместо душевного вечера приходится переживать пытку разговора с атеистом, я стала думать, как же мне себя вести. Никогда не понимала, как разговаривать с атеистами о вере (вернее, как уходить от подобных разговоров). Убедить таких людей невозможно, спорить с ними бесполезно. Стало понятно, что вечер испорчен.

Но гость не унимался, требовал ответа:

— Почему ты веришь в Бога? — настойчиво продолжал он меня допрашивать. — Объясни мне!

— Не могу, — честно призналась я.

— Думаешь, не пойму? — он уже готов был обидеться.

— Не в этом дело… — мне совсем не хотелось его расстраивать. — Разве можно рассказать в двух словах о вере вот так за столом, тем более что-то объяснить?..

Но Петя не унимался, начал цитировать Старый и Новый Заветы, находя в них массу, с его точки зрения, неточностей и даже глупостей. И тут меня совершенно неожиданно выручил муж. Я была ему от всей души благодарна, когда он абсолютно спокойно, с привычной для него логикой инженера-технаря сказал:

— А я думал, в наше время уже не обсуждается серьёзно вопрос, есть Бог или Его нет. Определить это точно даже самым матёрым материалистам невозможно, потому что ответ ясен: по меньшей мере, пятьдесят на пятьдесят. Или Он есть, или Его нет. Если нельзя доказать Его существование, то так же нельзя доказать Его отсутствие.

Железная логика инженера на недолгое время остудила эмоциональный пыл Пети. Борщ был съеден с удовольствием, поели и утку. Но разговоры о работе, погоде, планах на наступающее лето ненадолго отвлекли Петра от «зацепившей» его темы религии. И перед чаепитием он к ней вернулся с неожиданной стороны.

— Ты знаешь мою историю? — он обратился снова только ко мне.

взрыв газа

Я кивнула. Конечно, её знал весь город — взрыв бытового газа в жилом доме долго обсуждали. Но мне очень хотелось, чтобы он не рассказывал об этом сейчас. Его исповедь могла оказаться мне не по силам или ему, и очень его было жаль. Но ему, наверное, вдруг захотелось выговориться. И мы не посмели его остановить.

— Я мыл эти коврики из машины на кухне (и раньше так делал)… Окно не открывал, вспотел. Майку снял (боялся простудиться: у меня же почки больные). А Света душ принимала. Мне потом эксперты сказали: чтобы такой взрыв случился, нужна воздушная смесь такая, что некоторые составляющие в ней в тысячных долях… Она ещё три дня прожила, я к ней хоть и с трудом (тоже сильно обгорел), но в палату приходил. И, знаете, когда ей хуже стало, друзья лекарство редкое, дорогое в другой больнице нашли, а привезти не успели. Сначала машина сломалась — надо же так! — а потом лифт застрял. Она умирала, а человек, что лекарство ей привёз, в лифте сидел… Мы и расписаться не успели. Год прожили, только собирались. Её дочка осталась. Тогда ей три года было, теперь вот она моя дочь…

Что тут было сказать? Разлили чай, нарезали пирог. Мы и раньше всё это знали, только от Пети самого услышали всё в первый раз. После чая он уже спокойно, без эмоций повторил свой вопрос:

— Ты веришь в Бога?

И я снова ответила.

— Да, верю.

— А я нет, — он решительно покрутил головой.

И тут у меня сдали нервы. Теперь с горячностью заговорила я:

— Ты настоящий христианин, — ткнула я в него пальцем, — самый настоящий! Ты удочерил чужого ребёнка, стал ей настоящим отцом. Вместе с ней «удочерил» и стариков-родителей своей Светланы, обеспечиваешь их всех. Ты сам живёшь в наспех отремонтированной квартире, а им купил новую квартиру, чтобы у девочки всё было. Не все отцы так любят родных детей. И я знаю, это не вина перед Светланой (или не только), а любовь. А это главная заповедь христианства — любовь к ближнему! И людям вокруг себя постоянно помогаешь. Ты христианин, чтобы ты ни говорил!

— Нет-нет… Я не верю в Бога, — не согласился со мной Петя, — и никогда не пойму людей, которые в Него верят!

На этом мы и расстались.

После его ухода, как это обычно бывает, у меня появилось много доводов, твёрдых доказательств, логических схем — в общем, столько слов, которые можно было ему сказать, но, увы, которые не пришли мне в голову во время спора.

Нужно сказать, что Петя был у нас в гостях долго (пришёл днём часа в три, а ушёл уже после девяти вечера). Сами понимаете, что шесть часов такого напряжённого общения закончились для меня страшной усталостью — я буквально валилась с ног. Таких застолий у меня в доме ещё не было.

На следующий день наш с Петей разговор постоянно крутился у меня в голове. Потом вспомнился двоюродный дядя, милый человек, но в присутствии которого нельзя упоминать о вере в Бога. Однажды он мне сказал: «Если бы даже я точно знал, что Он есть, я бы Ему никогда не простил свою судьбу! Никогда!». Да, судьба у дяди горькая: ему было девять месяцев, когда немцы повесили его мать, где-то на фронте «сгинул» отец. Сиротского горя он хлебнул в полной мере, потом женился, удачно. В семье расцвёл, все горести забыл, но пришла новая беда — заболел сын, которому ещё тридцати не было: онкология. Умирал долго, страдая. После похорон сына дядя сказал, что никогда не поверит в Бога. И так мне стало жаль и Петю, и моего дядю, что пришли горькие, очистительные слёзы и молитва за них, за всех близких и себя саму, в защиту от тех моментов, когда подбирается к сердцу уныние.

Какое-то время мы с Петей встречались редко: наша жизнь закрутилась, мы переезжали. А когда снова стали с ним общаться, то внешне ничего в наших отношениях не изменилось, осталась та же доброта друг к другу, только затаился где-то глубоко в его душе вопрос о Боге. Порой мне начинало казаться, что этот милый, дружелюбный человек неосознанно продолжает испытывать меня, проверяя на прочность мой христианский выбор. И наши разговоры о добре и зле, о нехороших поступках каких-то людей, о справедливости, в конце концов, упирались в невидимую стену, незримо разделявшую представления о мире материальном и духовном. Петя останавливался, когда могло возникнуть любое упоминание религии, больше никогда не обсуждая со мной бытие Бога. Наверное, отчасти, чтобы не обидеть меня. Прошёл ещё год. Петя довольно часто бывал у нас дома, мы по-настоящему подружились.

Летом с маленькой дочкой мы надолго уехали к тёплому морю. Это время года с его щедростью всегда мою жизнь полностью заполняет собой. Да и что может быть нужно человеку, когда лето забрасывает его солнечным светом, роскошью плодов, сочным миром цветения? В нём так легко забываешь о вялом существовании остальных сезонов, по существу, дармоедских, живущих тем, что остаётся им от лета. Друзья тоже разъезжаются, редко с кем удаётся повидаться в период отпусков.

Вернувшись осенью домой, я принялась разбирать горы скопившихся с весны дел. Петя позвонил как-то утром в начале сентября. Приятно было услышать его голос — три месяца не виделись. После обмена рассказами на тему «как ты провёл лето», он сказал, что, в общем-то, звонит моему мужу по делу.

— Его нет, будет поздно вечером, — констатировала я факт страшной занятости мужа и предложила: — Может быть, ему что-то передать?

Петя замолчал надолго, видно, что-то обдумывая. Я ему не мешала.

— Знаешь… — начал он как-то нерешительно. — Понимаешь… мне помощь его нужна.

— Скажи, что нужно, я передам, — мне очень захотелось помочь.

— Да тут такое дело… — снова замялся Петя. — Монастырю нужна помощь… Игумен меня попросил… старец….

Теперь была моя очередь надолго замолчать: я была так поражена услышанным, что чуть не выронила телефонную трубку. «Монастырь», «игумен», «старец»… Эти слова я слышу от Пети?!

— Ты ездишь в монастырь? — только и смогла из себя выдавить.

— Да, езжу, помогаю. Я же крещёный, — эти слова меня уже не могли так удивить, как первые.

— Часто ездишь?

— Всё лето.

Теперь мне стоило быстро взять себя в руки и узнать, в какой помощи нуждается монастырь.

— Так чем обители можно помочь?

Богадельня при монастыре

— При монастыре богадельня, старушки в основном больные, не встают с постелей. Нужно сделать так, чтобы им прямо в палаты транслировались церковные службы. Я всё куплю, но инженер нужен, чтобы установить технику, подключить, проложить кабели.

— Конечно, всё мужу передам. Он поможет.

— Спасибо. Завтра перезвоню.

Положив трубку, я долго не могла прийти в себя, в голове творилось что-то невообразимое. Как случилась такая перемена? Всё лето он ездит в монастырь, к старцу… Но ещё весной мы как-то ехали в машине, я перекрестилась на купола храма, мимо которого мы проезжали. Петя с такой выразительной ухмылкой на меня посмотрел, что мне стало не по себе. И вдруг словно забыл о недавнем своём атеизме.

Накануне поездки в монастырь для установки трансляции в богадельне Петя приехал к нам. Мы с нетерпением ждали его рассказа, как он попал в монастырь.

Вот какую мы услышали историю:

— Еду однажды на работу. Как всегда, спешу. Смотрю: у обочины дороги возле машины пожилой священник стоит, руку поднимает, а никто не останавливается. Сразу видно, что стоит с трудом: одной рукой за капот держится, другой на палку опирается. Утро раннее, машин мало, никто даже не притормаживает, чтоб ему помочь. Я тоже сначала мимо проехал, но совесть заела, развернулся. Подъезжаю, а он мне говорит, что машина сломалась. По делам из монастыря в город приехал; не знает, что и делать: денег нет, сам инвалид. Ноги у него больные. Одним словом, не смог я его бросить. Думаю: ничего, обойдутся сегодня без меня ребята. Зацепил его машину тросом и дотащил в монастырь, за город. Ехали долго.

Оказалось, что он старец Зосима. У него сразу два монастыря плюс богадельни для брошенных стариков. Ещё инвалиды у него живут, да много всего. Он меня обедом угостил, благодарил очень и всё молиться обо мне обещал. А я ему: «Не верю я в Бога». А он только улыбается да о монастыре рассказывает, как по деревням брошенных стариков собирают его монахи. Привозят грязных, больных, еле живых. Проходит время — старики выздоравливают и ещё долго живут, так что новых привозить уже некуда. Вот и нужно новый корпус для богадельни строить, а это трудно, дорого. Для этого и ездит он в город. У нас тут есть люди, которые ему уже помогали в строительстве. Вот так мы с ним и познакомились. Теперь навещаю его, помогаю, чем могу.

— Петь, — теперь была моя очередь задавать краеугольный вопрос, — ты веришь в Бога?

Он улыбнулся.

— Знаешь, когда я второй раз собрался к нему ехать, то долго к встрече с ним готовился. Евангелие перечитал, все места, что тогда казались мне спорными, подчеркнул карандашом. Он молча меня слушал, хитро улыбался, а я часа два говорил, сравнивал, доказывал, горячился. Помню, повторял, что не понимаю то одно, то другое. А он спокойно меня в конце спрашивает: «Ты когда через дорогу переходишь, собаку свою на поводок берёшь?». Я: «Конечно». Он: «А собака понимает, зачем ты это делаешь? Понимает, как жизнь её спасаешь?». Я: «Думаю, нет». Он головой качает: «Как же ты хочешь понять и объяснить пути Господа, которыми Он людей спасает?» Часто теперь у него бываю.

На мой вопрос Петя так и не ответил, но я понимала, что не стоит его торопить. Раз Господь привёл его к старцу Зосиме, значит, определит и духовную его жизнь. Мужчины уехали в монастырь, я осталась с маленькой дочкой и целый день думала о старце Зосиме.

Первый раз о нём услышала в монастыре в Крыму. Зайдя на территорию обители, мы с мужем ахнули: напротив входных ворот на огромной стене трёхэтажного монашеского корпуса была нарисована Пресвятая Богородица. Изображение, совсем неканоническое, где-то наивное, потрясало непосредственностью. Юная Матерь Божия, Одухотворённая, Пречистая, шла навстречу каждому входящему в монастырь. Потом монахини нам рассказали, что написала фреску художница-паломница из Киева. Об образе долго спорили, никто из местных священников не решился его освятить. Но однажды приехал в обитель старец Зосима и с радостью освятил фреску. И все споры тут же улеглись, монахини стали ею гордиться.

Потом ещё несколько раз у меня в жизни — в кабинете известного врача, в восстановленном в горах монастыре — всплывало имя старца Зосимы как помощника и молитвенника в хороших делах. «Господи, — думала я, — как сильна духовная любовь призванных Тобой людей!». Небывало тяжёлая жизнь досталась старцу Зосиме. Рождённый в тюрьме матерью, осуждённой за религиозную пропаганду, всю жизнь терзаемый атеистической властью, он столько сделал хорошего для людей, и каждый встреченный им человек становился для него ближним. Вот и Петя смог это почувствовать.

Вечером вернулся из монастыря муж и всё рассказывал и рассказывал, какой старец потрясающий, какие необыкновенно добрые у него глаза, какие в его келье аквариумы с дивными золотыми рыбками. И какой старец остроумный, как нет в нём ничего надуманного, гордого, как с ним легко разговаривать, словно знаешь его давно. В конце концов муж достал из сумки «Молитву оптинских старцев» в рамочке под стеклом, которую в благодарность за помощь ему подарил на память старец Зосима. Она и сейчас висит у меня в спальне. По утрам молюсь у неё святым оптинским старцам, прошу у них защиты, помощи во всех делах и ума-разума.

Разрушенный Донецк

С Петей мы теперь живём в разных городах, встречаемся редко, но недавно он был у нас в гостях. Привёз подарков, как он это любит. Рассказывал, что стал дедом, — дочь выросла и родила ему внучку. На прощанье я дала ему книгу о русских святых. Слава Богу, что теперь можно сделать ему такой подарок. Взгрустнулось нам обоим о старце Зосиме, которого с нами уже давно нет.

Эпилог 2014 года

В этом году мы снова часто созванивались с Петей. На юго-востоке Украины, в Донецке, где он живёт, шла война. Город обстреливали. Мы волновались о нём. Изредка выходя с нами на связь, Петя с горечью сообщал печальные новости, как погиб его друг, когда, забыв мобильный в машине, на минутку вышел из подвала на улицу и был убит осколком; как погибла восьмилетняя дочь соседа, игравшая во дворе. Несколько месяцев Петя с друзьями жил в полуподвальном помещении, куда они перенесли целый склад музыкальных инструментов, упаковали их в мягкие вещи. Окна в подвале заложили мешками с песком. И это правильно, ведь говорил же Маэстро из знаменитого фильма «В бой идут одни старики», что война — это временно, а музыка вечна. И музыкальные инструменты будут обязательно нужны в мирном Донбассе.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *