18:22 08.04.2020ИСКАТЬ ВОЛЮ БОЖИЮпротоиерей Дмитрий Смирнов
Господь премудро осуществляет наше спасение. Он жалеет нас. А мы всеми силами сопротивляемся Его благоволению, настаиваем на своём, идём против рожна. А потом удивляемся, что ничего у нас в жизни не получается, не складывается.
Господь дал нам две заповеди, с помощью которых мы можем войти в Царство Небесное, — научиться любить Бога и ближнего своего, как самого себя. Именно как самого себя! Потому что «в принципе» мы людей любим. Редко бывает, чтобы человек настолько был помрачён и озлоблен, что достоин был бы называться человеконенавистником. Нет, конечно. В основном люди добросердечны: как к своим, так и к чужим. Увидишь: кто-то упал — ну, конечно, подойдёшь, поднимешь; попросят взаймы — дашь. Каждый за собой знает очень много таких добрых поступков, но этого недостаточно, потому что мы призваны любить ближнего, как самого себя.
Господь заповедал нам не делать другому того, что не желаешь для себя. Но мы часто к другим людям относимся с недостаточной любовью, много хуже, чем к самим себе, поэтому о них совершенно не думаем. Ну, самый простой пример: вот аналой стоит, крест, Евангелие, исповедь идёт. Подходит человек благочестивый, верующий, любящий Бога — и забывает обо всём: что за ним стоит толпа из ста человек; что люди нервничают из-за того, что служба задерживается. Человеку дело только до себя: как, да что, да почему, да зачем… «Вчера (нет, не вчера — позавчера) поехал я куда-то не туда…» Совершенно не относящиеся к исповеди вещи! Или начинает раскланиваться: один земной поклон сделает, другой земной поклон положит, а остальные пусть постоят подождут.
Почему это происходит? От недостатка любви. Человек думает только о себе: вот я, вот крест и Евангелие, вот мой батюшка, и мне надо от него успеть и совет получить, и покаяться. Только я, а все остальные, которые вокруг меня, — это пеньки какие-то. Иногда эти пни меня задевают; а если стоит, и смирно стоит, но мне мешает, тогда я вот так рукой его отодвину непременно. Часто приходится наблюдать страшную картину: люди к кресту подходят, например. Каждый спешит приложиться губами к изображению распятого Христа Спасителя, отталкивая при этом других! Так этот же самый Христос, к Которому ты припадаешь, заповедал тебе: «Люби ближнего, как самого себя»! Значит, ты святотатствуешь — попираешь Его заповедь.
Мы всё время забываем, что Церковь на земле призвана преодолеть рознь мира сего, чтобы нам стать воистину братьями и сёстрами во Христе.
И так во всём, то есть у нас нет видения другого человека, нет понимания, что ближний — это не просто предмет, одетый в пальто и платок, а живой человек — у него своя душа со своей болью, у него дома тяжёлая обстановка, может быть; или он болен; или у него жизнь так сложилась, что страшно представить. На его месте мы бы давно сдались, поломались, а вот его Господь хранит по каким-то причинам. Мы не чувствуем, что вокруг нас живые люди; не просто предметы, которыми можно как-то управлять, а каждый человек — это величайшая драгоценность перед Богом. В результате нашего помрачения мы зациклены на себе: мои дела, мои заботы. У некоторых это чуть дальше распространяется: моя жена, мои дети. А уж дальше — это редко кто: там мать или отец — об этом почти никто и не думает, они уже считаются дальними родственниками, не говоря о братьях, сёстрах.
Вот такая беда. Это и есть, собственно, грех, который над нами властвует. Это есть то беззаконие, которое распяло Христа. Потому что Христос пришёл в мир, чтобы показать людям Свою любовь, научить их любви, а люди из зависти Его распяли. Вот так же стояли, такие же простые мужики, бабы. Их научили, и они кричали: «Распни, распни Его!» — и показывали пальцем. Неделю назад кричали: «Осанна в вышних, благословен грядый во имя Господне!» — а через неделю: «Распни, распни Его!». Как по команде. Ни рассуждения, ни любви, ни смирения, ни понимания — живут, как в чаду каком-то. Мы всё время забываем, что Церковь на земле призвана преодолеть рознь мира сего, чтобы нам стать воистину братьями и сёстрами во Христе. А у нас только одно желание — весь мир подчинить себе, использовать для себя.
И вот человек-грешник, который всё поставил на службу себе, не может относится к миру как к дару Божию. Стремление только потреблять: мне нужно дерево — спилю, нужен жемчуг со дна морского — добуду. Это зло выражается во всём. Вот один человек ругает другого. Ну, допустим, тот даже виноват, но ты-то сам грешник, как же ты можешь другому говорить, что он такой-сякой, когда ты такой же и даже ещё хуже? А у нас это постоянно, нам только бы своё отношение заявить. В нас кипит — и нам надо обязательно выплеснуть.
Если нам нравится человек, мы готовы его ласкать; если не нравится, мы его отодвигаем. Возникло чувство зависти — значит, завидуем; возникло чувство блудное — значит, услаждаемся; если увидели какую-то вещь и нам хочется её — значит, мыслим, как нам её заполучить. Мы живём только чувствами, а они воспаляются от геенны, от нашей греховной, падшей природы. А нам надо стараться жить не по чувствам, а по заповедям Божиим. Есть заповедь — и надо её исполнять; понимаешь не понимаешь, хочешь не хочешь, можешь не можешь — надо.
И если мы будем заповеди Божии исполнять, то постепенно наша жизнь начнёт исправляться, а если не будем исполнять заповеди Божии, погибнем. Что значит погибнем? Значит, мы, несмотря на нашу веру, в Царство Небесное не войдём, потому что и бесы тоже веруют, но не могут они в Царствие Небесное войти, будучи злыми по своей природе. Нам наша жизнь дана, чтобы мы не просто её проели, пропили, прожили, а чтобы мы всё время копили добро. Как Господь говорит, в Бога надо богатеть. Надо постепенно самого себя из скандалиста, раздражительного, блудного, нахального, жадного человека превратить в существо кроткое, спокойное, смиренное, нераздражительное, любовное, уважающее другого человека, уважающее его бесценную свободу. А мы постоянно посягаем на свободу других людей.
Если не будем исполнять заповеди Божии, погибнем. Что значит погибнем? Значит, мы, несмотря на нашу веру, в Царство Небесное не войдём, потому что и бесы тоже веруют, но не могут они в Царствие Небесное войти, будучи злыми по своей природе.
Часто слышишь: батюшка, что бы мне такое сделать, чтобы кого-то из своих домашних в Церковь притащить? Но если Сам Господь Иисус Христос его не тащит на аркане, то какую ты имеешь наглость так к человеку относиться? Может быть, он не хочет Царствия Небесного. Как ты можешь заставить, если Бог, величайший Бог, всемогущий Бог не нарушает свободу другого человека? А у нас так: раз я полтора года назад начала ходить в храм, то и он должен. У нас своеволие: наш любимый человек в храм не ходит — значит, надо нудить его, приставать, превращать жизнь его в ад. Вместо того чтобы молиться о его спасении, мы зудим до тех пор, пока мысль о Боге у него судорогу вызовет. Даже в делах веры наш эгоизм проявляется: только бы добиться своего, причём во что бы то ни стало.
Мы живём среди людей — в городе, где десять миллионов человек, но уже перестали их замечать; для нас это не люди, а предметы. Вот что с нами грех наделал! Нет у нас понимания, как должен жить христианин. Христианин должен быть, как овечка, кроткий. Овечка, она же никогда не рычит, не грызёт никого, она только терпит — у неё такая участь. В то же время мудрость надо иметь, по слову Господа: «Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби». Сколько же требуется нам рассуждения! Это дар, необходимый для нашей жизни. А ещё надо молиться Богу, как апостол Иаков нам заповедал: кто не понимает, как ему быть, пусть просит у Бога: «Господи, вразуми меня так поступить в данной ситуации, чтобы было по Твоей заповеди!». А у нас только горение: вот я хочу, и мне надо этого добиться.
Некоторые так и делают — к одному батюшке подходит: «Батюшка, благослови!». А батюшка говорит: «Нет». Он к другому: «Батюшка, благослови!». Опять нет. Он к третьему — ну, а третий уж благословит. Господь видит, что человек не вразумляется, не хочет волю Божию исполнить, а ищет обязательно своего, и даёт: хочешь своё творить — твори. Попускает ему плыть по тому пути, который он избрал. А потом — бах об стену! Как же так? Меня же батюшка благословил, а вот что вышло… Да потому что ты искал-то не воли Божией, а искал своего. Нет чтобы трепетно думать: в чём воля Божия? как мне угодить Богу? как мне хорошо поступить, чтобы Господь Иисус Христос радовался, глядя на меня?
Нужно постоянно ставить себя перед Богом. Так же и на исповеди. Подхожу к исповеди — в чём мне каяться? Некоторые прямо мучаются: ну вот, опять батюшка сейчас будет приставать. Что же ему от меня надо? Накрыл бы скорей, да и дело с концом. А на самом деле ему ничего не надо, ему тоже надо скорей домой и отдыхать. Ну вот я приду сейчас домой — как мне начать новую жизнь? Ведь каждая исповедь должна стать для нас таким началом, каждая исповедь должна открыть возможность проникнуть свету Божию ещё ближе, снять очередную завесу. У нас очень много завес на глазах — и вот одну из них нужно снять. Так постепенно, от исповеди к исповеди, мы должны просвещаться. А то сорок лет в храм ходит и — «во всём грешен», вот и вся исповедь. Или думает: «Что же такое сказать?». Вот, надумал: двадцать восемь тысяч лет тому назад я… Вспомнил! Хотя этим грехом давно уже человек не мучается, уже давно раскаялся.
Исповедь — это не копание в каких-то грехах, нет. Исповедь есть осознание того, что меня мучает в данный момент, чем я Богу не угодил. И это есть начало новой жизни: от чего я завтра решусь отказаться ради Господа.
Исповедь — это не копание в каких-то грехах, нет. Исповедь есть осознание того, что меня мучает в данный момент, чем я Богу не угодил. И это есть начало новой жизни: от чего я завтра решусь отказаться ради Господа. Для этого мы и пост предпринимаем, чтобы нам учиться отказываться. Мы не едим мяса — но есть мясо не грех. Мы не пьём молока — молоко пить тоже не грех. Ничего грешного в этой пище нет, но мы как бы тренируемся, потому что, если научился отказываться от мяса, потом научишься отказываться от осуждения. Отказаться хоть от чего-нибудь, хоть от какого-нибудь греха.
Вот я сейчас приду домой, а зять опять пьяный. Ну хоть один вечер я могу не бурчать, не злобствовать, дочь свою не заводить, чтобы она на него набросилась? Хоть что-нибудь сделать ради Господа. А то: батюшка, рыбку — грех? рыбку — не грех? Как будто в масле или в рыбе Царство Небесное! Некоторые говорят: «Вот, батюшка, редко в церковь хожу». И всё — год нет его! На следующий год опять пришёл: «Редко в церковь хожу». Ну, когда же ты будешь часто ходить? Если ты осознал, что грешен, что в церковь ходишь мало, то исправься — ходи почаще. Ну, не можешь каждую неделю, как положено, — ходи хоть раз в месяц, и то будет хорошо, уже шаг вперёд. А то ни с места: годы идут, ведь каждый день к смерти приближает — и ничего с нами не происходит. А надо, чтобы с каждой исповедью мы делали шажочек маленький вперёд.
Исповедь — это удивительное орудие. В Древней Церкви её практики не было, она началась с IV века и укоренилась только к шестому, то есть шестьсот лет люди жили без исповеди, да и сейчас живут. Во многих православных странах опять практически никакой исповеди нет; у нас в России немножко держится кое-где. Скоро и этого не будет, потому что никому это не надо. Нам лишь бы исполнить своё: поговел, причастился, подал, послушал: читают за три рубля или не читают? Не читают? Значит, зря три рубля платил? Молитву за три рубля купил, а они не молятся. Как будто молитва — это громко прокричать слово. Можно и в рупор имена выкрикивать, но Бог не услышит. Бог слышит только живое сердце.
То есть ищем-то мы всё внешнего, а надо стараться искать внутреннего, искать в сердце своём Бога, искать пути к Нему. А Господь близок, Господь знает, как мы немощны, Господь нас насквозь видит, и каждый из нас у Него на счету. И вот несмотря на то, что мы худые, грешные и такие бестолковые, Он любит нас, потому что мы Его последние чадушки. Остальным совершенно никакого дела нет ни до чего.
Вот сейчас был у одной рабы Божией, у неё сестра родная умерла. Нет, говорит, надо отпевание на понедельник отложить, потому что в воскресенье я на дачу еду. Ну это же совершенно человек больной! Родная сестра умерла! Пусть она такая-сякая, но ведь родная… Неужели не можешь ты поездку на дачу отложить? Вот такие мы чёрствые люди, и всё равно Господь каждого верующего знает, помнит, каждый из нас записан в Книге жизни у Бога, и каждого из нас Господь ведёт, хочет спасти, помочь, сохранить…
Если бы мы чуть-чуть шевелились, мы бы достигли величайшей славы на Небесах. Многие древние отцы говорили, что последние будут выше первых. Жизнь сейчас действительно тяжёлая, и сохранить веру и благочестие очень трудно. И Господь это знает. Поэтому пытающиеся из последних сил угодить Богу превзойдут многих великих святых древности. Но для этого нужно хоть что-то делать — то малое, на что ты способен. Господь не требует от тебя, чтобы ты не ел, не пил, не спал, всё имение нищим раздавал. Делай то, что ты должен: если ты жена, будь нормальной женой; если ты отец, будь нормальным отцом; если ты сын, будь нормальным сыном. Если работаешь на работе, будь нормальным работником; не надо очень хорошим — просто нормальным: не воруй, не хами начальнику, будь добросовестен, и уже будешь величайшей славой на Небесах обладать. По нашим временам, на фоне полного оскудения духовного это уже будет прекрасно, это будет уже великий сапфир, драгоценность.
Мы живём только чувствами, а они воспаляются от геенны, от нашей греховной, падшей природы. А нам надо стараться жить не по чувствам, а по заповедям.
Тебе дело поручено Богом — вот и делай. А то к чему-то стремятся, куда-то едут помогать, какой-то тёте за тридевять земель — а здесь родная мать, сестра, дети, племянники… Некоторые так добрые дела делают: детей бросила, пошла кому-то там полы мыть. Дома Бог знает что творится — нет, добрые дела делает дальним каким-то! Да потому что там легче: бес тщеславия помогает, люди хвалят, благодарят, а здесь не за спасибо надо работать, а именно по долгу. Никто тебе «спасибо» не скажет за то, что ты посуду вымыл. Или кто-то из родных нахамил, а ты стерпел или прощения попросил первый. Что же, тебе муж или жена «спасибо» скажет? Никогда! Это и ценно, потому что Бог видит: вот этот человек подлинно христианин, он свой долг исполняет, не пеняет на другого: «Пусть он, пусть он», — сам делает. Если будем так жить, всё тогда станет на свои места. В то же время как просто сейчас спасаться! Наша жизнь — сплошное мучение, мука. Но мученичество на самом деле самый простой подвиг. Прими эту муку. Как святые отцы говорили, «дай кровь — и прими дух». Не дав крови, дух не примешь никогда. Обязательно нужно именно кровь проливать. Духовная жизнь — это ежедневное кровопролитие, и, если нет у нас этого, ничего мы не достигнем. Мы не увидим Царствия Небесного, и не увидим апостола Петра, и никто нам двери не откроет. Мы будем стучать: «Господи, ну как же? Мы верующие; мы и тогда ходили, и тогда ходили, и вот это делали», — а Господь скажет: «Отойдите, Я не знаю вас. Всё, что вы делали, — себя услаждали».
Вникнем умом в эти две великие заповеди: люби Бога и люби ближнего, как самого себя. В этом и весь закон, и все пророки.