00:10 03.10.2019СЛОВО И ОБРАЗОправдание первого убийцы или оправдание Бога?
Круг чтения православного христианина… Какой он? Основу его, без сомнения, должна составлять душеполезная литература. Вместе с тем в эпоху культа информации христианин не может ограничиться только Писанием и святоотеческими творениями. Сама среда требует от него осведомлённости, книжности. Книжными людьми были святые отцы Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский. Учёность помогла каппадокийцам, совместив христианское богословие с античной философией, разработать догмат о Святой Троице.
Вместе с тем сегодня, в эпоху скрытого гонения на Церковь Христову через опошление святыни в художественных произведениях, по форме отвечающих библейскому содержанию, мы должны быть как нельзя осторожны. Роман Джозефа Хеллера с сакраментальным названием «Видит Бог» о царе Давиде не только высмеивает пророка и псалмопевца, но и смакует тему его плотских падений. Английский писатель Алан Милн, известный как автор книжки для детей «Винни Пух и все-все-все», написал рассказ на библейскую тему «Перед потопом», в котором изображает ветхозаветного патриарха Ноя эгоцентричным дельцом. В связи с этим важно не только знать, но и уметь найти те произведения, которые действительно не повредят православному сознанию. «Православная беседа» с радостью выступит путеводителем в море книг мировой литературы, написанных на библейский сюжет.
***
Что мы думаем о Каине, этом первом убийце на земле? Едва ли кто-либо из нас пытается оправдать преступника. А вот известному английскому писателю Джорджу Гордону Байрону советские литературоведы приписывают оправдательный приговор в адрес библейского законоотступника. Подобный взгляд постулируется, с ним знакомятся в школах, его изучают в университетах; он, между прочим, приводится в Литературной энциклопедии 1931 года: «Поколения анонимных слагателей легенд о Каине, писателей и поэтов, утверждали этот традиционный взгляд на Каина, воспитывали вековое презрение к нему. В своей мистерии «Каин» Байрон опрокинул традицию, объявил Каина праотцем свободного человеческого духа и приковал к нему внимание всех мыслящих современников. Поколение Байрона без конца повторяло, что Каин не презренный, не изверг, а символ мировой скорби».
Однако давайте попробуем проверить точность литературоведческих выкладок, сделанных в годы лихолетья, рассмотрев байроновскую мистерию в контексте святоотеческих толкований на Книгу Бытия.
Действительно, байроновский герой — носитель скорбного, мятущегося духа. Но отчего проистекает эта скорбь и, главное, как «мировая скорбь», эта отвлечённая печаль о судьбах человечества, становится причиной убийства своего единокровного? Критики и литературоведы утверждают: причины Каинова богоборчества в том, что волею Творца существует страдание и смерть, но не задаются вопросом, почему тот, кто так много размышлял о несправедливости смерти — этого чудовищного жерла — становится причиной её прихода в мир. Между тем байроновский текст даёт ответы на эти вопросы…
В предисловии поэт утверждает, что сюжет его мистерии «не имеет ничего общего с Новым Заветом», здесь же он провозглашает буквальное прочтение эпизода о соблазнении Евы змием — без опоры на толкования святых отцов. Но сколько бы ни желал автор по-человечески оттолкнуться от традиции, талант довлеет над ним, и перо становится невольным слугой истины.
В Писании говорится, что «Каiн ωт лукавагω бѣ» (1 Ин. 3, 12): был в сообщении с дьяволом прежде совершённого им преступления. Байроновский герой, быть может и вопреки авторскому замыслу, проходит следующие ступени грехопадения: богоотступничество—встреча и собеседование с сатаной—совершение убийства неповинного. В чём же причина богоборчества Каина — этой первопричины его греха?
Едва ли кто подвергнет сомнению, что заповеди Господни безусловны. Заповедь Божия о труде была едва ли не самой первой: «въ потѣ лица твоегω снѣси хлѣбъ твой» (Быт. 3, 19). Байроновский Каин восстаёт против Божия повеления.
И это жизнь!
Трудись, трудись! Но почему я должен
Трудиться? Потому, что мой отец
Утратил рай. Но в чём же я виновен?
Едва ли такой человек имел мирный дух и в раю, который был вверен прародителям «дѣлати его и хранити» (Быт. 2, 15). Достохвальный труд тот, по словам Блаженного Августина, не был утомительным, но не были тяжки и работы, к которым призывал присных после совершения утреннего молитвословия байроновский Адам:
Молитва наша кончена, идёмте
К своим трудам урочным, не тяжёлым.
Каин не оказывает послушания отцу и, оставшись один, предаётся душевной муке. Скорбь гнетёт его. Словом «страдание» наполнены его речи. Но если мы внимательно прочтём текст пьесы, окажется, что семантически это слово никак не наполнено: нет и намёка на телесные болезни, холод или зной, которые вынуждены претерпевать первые люди. Также и жизнь Каина не приоткрывает таинственный смысл понятия: Каин любим своими родителями, братом, женой — Бог благословил его рождением детей. И сведущий назвал бы это Каиново страдание попросту «страстью», которая не даёт покоя больной душе героя, тогда как учёный мир породил название «мировая скорбь», вложив в это сочетание слов некий положительный, романтический смысл. Но оставим в стороне литературоведческие выкладки и обратимся к тексту.
Попрание Божественной заповеди, непочитание родителей, о долженствовании чего Каин мог получить извещение от своей совести, становятся причиной его встречи с сатаной; последнему открыты мысли богоборца. В собеседовании с дьяволом Каин открывает причины своего бунта:
Я не с землёй, хотя на ней тружусь я,
Веду вражду, а с тем, что я беру
Всё, что она прекрасного приносит
Ценой труда, что, жаждая познанья,
Не в силах этой жажды утолить,
Что на земле меня приводит в трепет
И жизнь, и смерть.
В этих словах обнаруживает себя униженная человеческая гордыня. Возмущаясь против необходимости труда, Каин восстаёт и против смирения перед ограниченностью человеческого знания. Как некогда Ева, он жаждет знания. Если прародительница желала уподобиться в познаньи Богу, первый из рождённых просит сатану сделать его подобным Ангелам:
Но пусть во мне погибнет
Хоть смертное, чтоб в остальном я был
Как Ангелы.
Вместо этого Каин терпит крах веры. Увидев благодаря Люциферу мириады звёзд и Вселенных, он, некогда знавший о Боге, отныне теряет это ведение. В его воображении Создатель уступает место творцам:
Творец! Творцы! Иль я не знаю — кто!
Как дивны вы и как прекрасны ваши
Создания!
Прославляя неведомых «творцов», герой обожествляет собственную мысль: «Мысль моя достойна вас». На первый взгляд дьявол наполнил ум Каина познаньем. Действительно, в сатанинском образе отчётливо видны черты проповедателя вольнодумства. Вероятно, это и послужило возникновению обычая приписывать отрицательному в целом персонажу роль некоего «апостола свободного мышления». Но дела дьявола оказались не чужды и байроновскому Люциферу. Так, именно он подстрекает Каина к зависти и ненависти в отношении родного брата:
…он не первородный
И с детства был любимцем Евы.
…Иегова, кроткий ваш Владыка,
…На Авеля с улыбкою взирает.
Поэтому, когда Бог, принимая дары Авеля, жертву Каина отвергает, зло уже имеет почву в сердце последнего. Убийству предшествует непочтение, оказанное Богу. В Писании об этом не говорится дословно; вместе с тем внимательный читатель, каковыми были святые отцы, может заметить, что старший из братьев принёс свою жертву с небрежением. Преподобный Ефрем Сирин пишет об этом так: «Авель принёс жертву по выбору, а Каин — без выбора». Авель «принёс <…> превосходнейшее и избранное <…> Каин же не так, но гораздо небрежнее: наилучшие из плодов он оставил для своего удовольствия, а второстепенными почтил всех Бога, и тем оскорбил Его» (Святитель Кирилл Александрийский). Согласно толкованию святителя Иоанна Златоуста, Каин «принёс “от плодов земли жертву”, что, так сказать, попалось, без всякого старания и разбора». Это последнее наблюдение более других соответствует сюжету Байрона.
В беседе с сатаной первый из рождённых на Земле признаётся, что никогда не преклонялся перед Создателем, Которого от презрения именует «Божеством отца».
Я никогда ещё
Пред Божеством отца не преклонялся,
Хотя нередко Авель умоляет,
Чтоб мы свершали жертвы Богу вместе.
Таким образом, приношение, которое становится причиной первого убийства на земле, есть в то же время и первая жертва, воздаваемая Богу Каином. Автор вводит мотив неведения: старший брат не умеет принести жертвы и просит Авеля первым воздать дары Всевышнему.
Нет, ты начни, — я в этом не искусен;
Я буду подражать тебе.
Вместе с тем он не подражает брату, но, видя, как тот возлагает на алтарь «первенцы от стад», действительно совершает приношение как придётся.
Библейский мотив пренебрежения к приносимому дару обретает под пером Байрона необычайное развитие. Так, Авель молится Богу на коленях, Каин — «не преклоняя колен», первый именует Творца Подателем благ, последний называет источником зла. Наконец, имея ум, наполненный сатанинской злобой, Каин решает уничтожить алтарь, на котором были принесены благоприятные Богу жертвы, и как бы случайно убивает брата. Каких только оправданий этой «случайности» не найдёшь в критической и специальной литературе! В одной из недавних работ «О драме Байрона “Каин”» (2017) можно встретить: «Каин не хотел убивать Авеля, а хотел только уничтожить в нём покорность, рабство, низость. В гневе он поднял на брата руку за то, что последний унизил своё человеческое достоинство». И это провозглашается тогда, как сам автор мистерии в одном из своих писем указал, что не упраздняет известного мотива преступнодействия: Каин убивает «частью потому (как сказано в Книге Бытия), что жертва Авеля оказалась более угодной Богу».
Как было замечено, Байрон старается убедить читателя, что сочинение его не имеет ничего общего с новозаветными текстами. Невзирая на это, образ Авеля, созданный им, оказался созвучен учению святых отцов, которые усматривали несомненную символико-аллегорическую связь между событиями дохристианского и христианского мира. Согласно святителю Кириллу Александрийскому, Авель предизображает невинного Христа; как первого из мучеников прославляют Авеля святитель Киприан Карфагенский и Блаженный Августин. В тексте байроновской мистерии скверноубийству предшествует привычное для жития мученика исповедание веры: «Бог мне дороже жизни» — и приговор мучителя: «Так пусть она и будет жертвой Богу», —тогда как предсмертные слова Первого Пастыря: «О, Боже Сил! Прими мой дух смиренный / И отпусти убийце: он не ведал, / Что делает», — отсылают нас сразу к двум приводимым в Новом Завете предсмертным речам мучеников: архидьякона Стефана и Самого «Пастыря доброго» Господа Иисуса Христа. Стоит отметить, что некоторыми богословами насильственная смерть Авеля истолковывается как ритуальное убийство. Некое подтверждение этому можно увидеть в глаголе «заклати», который святой апостол Иоанн Богослов использует вместо «убити», когда речь идёт о преступлении Каина: «…и закла брата своего» (1 Ин. 3, 12).
Между тем эпоха за эпохой главный персонаж байроновской мистерии считается не просто противоречивым или сложным, но и попросту положительным. Ещё в середине XX века среди байронистов можно было встретить мнение: поэт «переосмыслил древнюю библейскую легенду, создав в своей мистерии величественный, героический образ Каина». Как это может быть? Прежде всего, следует отдать должное тому художественному направлению, в котором довелось работать поэту. Речь идёт о романтизме. Романтический герой всегда есть личность исключительная, неординарная, нередко жертва фатума, злого рока. Религиозные же сомнения самого Байрона — колебание между верой и разумом, которыми он был обуреваем в годы работы над мистерией, соделали то, что место «злого рока» в произведении отчасти занял христианский Бог. Другой причиной возникновения романтического ореола вокруг образа первого убийцы в истории человечества является игнорирование поэтом святоотеческих толкований, а также, вероятно, неимение переводного текста Библии, восходящего к более раннему и достоверному переводу с еврейского на древнегреческий, — Септуагинты. В качестве иллюстрации к первому положению следует привести сцену спора Каина с Ангелом, когда ставший убийцей силится доказать, что не имел возможности родиться с добрым нравом:
Я был зачат в дни первых слёз о рае,
Когда отец ещё скорбел о нём,
А мать была ещё под властью змия.
Я сын греха…
Между тем в Священном Писании говорится, что, родив первенца, Ева произнесла: «стѧжахъ человѣка Богомъ» (Быт. 4, 1). Так, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, праматерь свидетельствовала, что не природа дала ей дитя, а «даровала вышняя благодать». Этими же словами она знаменовала ставшую через Божие наказание перемену в умах первых людей.
Созданию амплуа страдальца способствовало также использование автором в работе над пьесой Масоретского текста, который представляет собой более позднюю и в ряде чтений менее совершенную редакцию Библии. Так, в поэтической вариации Байрона посланный Богом Ангел изрекает своего рода пророчество-проклятие Каину: «Скитальцем бесприютным / Ты будешь жить отныне». Строки эти восходят к ветхозаветным стихам: «Ты будешь изгнанником и скитальцем на земле» (Быт. 4, 12) — и в Библии имеют отношение к Самому Богу. Иное содержание в те же слова было вложено семьюдесятью двумя толковниками в I веке до нашей эры. Оно, на счастье, дошло до нас и в церковно-славянском переложении: «стенѧ и трѧсыйсѧ будеши на земли» (Быт. 4, 12). Не романтическую долю улучает первый убийца, а куда более приземлённую и прозаическую: стенание и трясение членов становятся его всегдашним спутником. Так выражается Божья благость и попечение Его о человеческом роде, дабы не только сам Каин и близкие ему имели «непрестанный урок и напоминание о своём беззаконном поступке» (святитель Иоанн Златоуст). В действительности Господь не принуждал Каина к изгнанию, но сам преступник пошёл «ωт лица Божiѧ» (Быт. 4, 16).
Как помним, главная «неправда» Божия, против которой восстаёт Каин, — это существование смерти. Каким бы справедливым ни представлялся этот бунт читателю, в итоге Байрон посрамляет своего «героического страдальца», весь героизм которого не приводит ни к чему иному, кроме греха. Греховное состояние подобно сну. Не случайно в трудах святых отцов, подвижников благочестия понятия «сон» и «грех» — понятия близкие. Одна из глав известной книги святителя Феофана Затворника так и называется — «Пробуждение грешника от греховного сна». Сама Церковь в первые три дня Страстной седмицы предостерегает: «Не достоин, егоже обрящешь унывающа» — спящего греховным сном. После совершённого убийства Каин «просыпается», отрезвляется от мятежного духовного состояния:
И это я, который ненавидел
Так страстно смерть, что даже мысль о смерти
Всю жизнь мне отравила, — это я
Смерть в мир призвал, чтоб собственного брата
Толкнуть в её холодные объятья!
Я наконец проснулся, — обезумил
Меня мой сон.
Несколькими годами позднее освобождается от тяжёлых религиозных сомнений и сам создатель «Каина». На место противоречий («Напрасно мне говорят, чтобы я не рассуждал, а верил») приходит уверенность в невидимом. «В вере я твёрд. Великое утешение знать, что жизнь никогда не кончится и что никто не исчезнет бесследно. Христианство — самая человечная религия в мире», — напишет он за три дня до смерти.