Четверг, 28 марта
Shadow

Оболочка

06:10 07.02.2019ВАВИЛОН В ЦАРСТВЕ КЕСАРЯОболочкаГалина Иванкина

Грустные истории

Восемнадцатилетняя Лиза впала в депрессию — она поняла, что никогда не сможет быть известной фотомоделью. Она с детства росла в ощущении своей исключительности: её мать в юности сама участвовала в конкурсах и бегала на кастинги во всевозможные агентства. Моложавая и подтянутая, мать Лизы до сих пор с восторженной ностальгией вспоминает конец 1990-х, когда она пританцовывала на съёмках рекламных роликов — где-то на заднем плане, в толпе клиповых красоток. Не умея, что называется, работать локтями, женщина оставила подиум и сосредоточилась на воспитании дочки. Лизу, с одной стороны, нещадно дрессировали: почти не давали сладкого, таскали по различным курсам актёрской пластики и основ дефилирования, но с другой — твердили, что она потрясающе красива, а потому есть шанс.

Пластическая операция для фотомодели

Но реальность обернулась пшиком: таких, как она, оказалось чересчур много, а большинство её соперниц уже «исправили» себе носы и линию скул, дабы соответствовать вкусам заказчика, а плюс ко всему обзавелись влиятельными немолодыми кавалерами. Куда уж бедной Лизе — в калашный-то ряд? А она была так уверена, что её портфолио вызовет фурор! Поставила все свои «фишки» на внешность, почти не занимаясь учёбой и саморазвитием. Оттого и глотает теперь антидепрессанты, на пáру с мамой.

А вот иной печальный случай. Тридцатилетняя Инга в юности была полной. Закормленная бабушками и к тому же любящая посидеть с одноклассницами в Макдональдсе, Инга набирала массу как на дрожжах. К выпускному балу она уже весила сто десять килограммов и выглядела как лихо пожившая, усталая тётенька. В вузе нагрянула большая любовь — безответная. Самый симпатичный мальчик в институтской компании грубо высмеял «жирную корову». Так началась тема похудания, уже ради самой себя. Суровые диеты, выжимающий фитнес, ограничения и — срывы. Анорексия и булимия. Стрессы, обжорство, потом экстремальное сбрасывание веса. Достигая пятидесяти кило, она некоторое время порхает и радуется. И — снова истерика, тайное поедание тортов и буженины, засим смузи из сельдерея, бешеная сушка в спортзале и прочие акты самоистязания. К слову, женщина по-прежнему одинока и уже борется за 90–60–90 исключительно ради этих странных цифр.

Бьюти-блогер Наташа, резкая и нахальная, любит унижать некрасивых (с общепринято-гламурной точки зрения), толстых, вялых и дряблых людишек. Она-то волевая и точёная. Размещает свои подростково-юношеские фото: стеснительная отроковица, тускловатая и сутулая. Никакая. Это не злые языки — это Наташа так вещает. Мол, сама себя вылепила из посредственного материала. Зато нынче — талия 56 сантиметров, ноги тонкие и мускулистые, ягодицы мощные, как у бразильской танцовщицы на карнавале в Рио. Гордость за себя и свои превеликие достижения. Она полагает, что плохое качество тела — это не что иное, как убогая, скудная душа. Ни много ни мало! Вся её биография — это число «жимов» в качалке и количество калорий в обезжиренных йогуртах. И выходит из себя, если ей пишут, что она… не блещет умом. Чувствует себя униженной и оскорблённой. Всю жизнь старалась — и нате вам: не те книги читала, не ту науку вызубрила. Ещё больше она раздражается, когда ей приводят в пример некрасивых, но при этом наполненных людей.

…Три истории о том, как женщины выбрали прокачку формы в ущерб содержанию. И главное, все несчастливы. Они по-разному зашли в тупик, но тупик один и тот же.

Что говорят мудрецы?

Русский фантаст Иван Ефремов в романе «Лезвие бритвы» доказал, что красота — это прежде всего следование природе и гармония образа. Он же — устами своего персонажа доктора Гирина — призвал не путать красоту и красивость, ибо в первой заключена ещё и духовная составляющая, притом доминирующая, тогда как вторая — лишь «качественная» оболочка, способная вызывать краткосрочную эмоцию: вожделение, страсть, помутнение разума, — но никак не любовь, поэтому людей, маниакально занятых усовершенствованием своей наружности, во все века осуждали и высмеивали, а Оскар Уайльд написал, пожалуй, самую острую и жестокую вещь на тему внешности — «Портрет Дориана Грея».

конец XIX и весь XX век — эра «массовой» красоты, культа «звёзд», потребительства и такого же циничного отношения к телесности, причём как к женской, так и к мужской.

Поэт Николай Заболоцкий вопрошал:

«А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?».

Поиски правильного соотношения «сосуда» и «огня», формы и содержания — это серьёзная этико-эстетическая работа, обязанность человека-творца, каковыми были и Ефремов, и Уайльд, и Заболоцкий. Эта их обеспокоенность понятна. Они жили и творили во времена, когда внешняя привлекательность стала тиражироваться, копироваться и внедряться в качестве постулата: конец XIX и весь XX век — эра «массовой» красоты, культа «звёзд», потребительства и такого же циничного отношения к телесности, причём как к женской, так и к мужской.

Историческая справка

Конкурсы красоты, равно как модельный бизнес, — порождение индустриальной цивилизации, где мода и СМИ являются тоже частью общего индустриального замысла. Любая индустрия — это тиражирование предметов и услуг, которые перестают быть эксклюзивными и разовыми. Производителю важно представить актуальную форму — на неё-то все и будут равняться, пока не выдумают новую, ещё лучше приспособленную для массового потребителя.

Модели на подиуме

На излёте XIX столетия, в 1888 году, в бельгийском курортном городке Спа выбрали первую королеву красоты — креолку Берту Сукаре. В те годы как раз и наблюдался промышленный, железнодорожный, технический подъём. Для технообщества характерно поклонение образцам, а не единичным эталонам. Требуется типаж, а не шедевр. Выборы «мисс» — это всегда чествование «лучшей в своей серии». Презанятная деталь: в чеховском рассказе «Анна на шее» (1895) звучит фраза: «Нужно назначить вам премию за красоту, как в Америке».

Действительно, конкурсы 1900–1910-х проводились в увеселительно-развлекательных заведениях, по большей части американских. Это также связано с «конвейерной» психологией, которая в Соединённых Штатах возобладала раньше, чем в Европе и тем более в Азии. Европейцы, попадая в США хоть в 1910-х, хоть в 1950-х годах, изумлялись этой уверенной стандартизации всего и вся. Забегая вперёд, отмечу, что Илья Ильф и Евгений Петров в «Одноэтажной Америке» (1936) постоянно упоминают эталоны и шаблоны (точнее, шаблоны эталонов), попадающиеся на каждом шагу и по любому поводу. Им везде улыбались единообразно завитые барышни с одинаковыми ресницами, ртами и ужимками. В столичных офисах, в провинциальной аптеке и, разумеется, в Голливуде — всюду царила кудрявая, коротко стриженная блондинка: в рекламе апельсинового сока и стирального порошка, на обложке журнала для домашних хозяек и на агитационном плакате. Финский интеллектуал Мартти Ларни в романе «Четвёртый позвонок» (1957) изложил примерно то же самое — он осмеял могучую когорту девушек и бабушек от 25 до 50 лет, вылепленных по трафарету актрисы Мэрилин Монро. Чем больше в социуме власть конвейера, тем сильнее тяга человека к следованию «трафаретам». Вчера — тип Мэрилин Монро и Джины Лоллобриджиды, завтра — Лесли Хорнби, по прозвищу Твигги, и Пегги Моффитт, послезавтра — Миранды Керр и Эмбер Хёрд.

Но вернёмся в начало XX столетия, когда всё это лишь пускало ядовитые, но чарующие ростки. В середине 1920-х годов конкурсы красоты сделались одним из знаковых явлений XX столетия. Появился и быстро растущий «рынок» фотомоделей. До I мировой войны модная пресса довольствовалась рисованными силуэтами. Главное — это показать платье, тогда как персона демонстратора одежды никого не волновала. Девушки-манекены хотя и существовали в пределах домов мод, но редко попадали на обложки, а фотосессии с их участием были также не часты. Дефиле, устраиваемые Полем Пуаре — модельером-новатором, считались театрализованными действами и не походили на привычные показы от Кутюр.

С развитием и упрощением фотодела и фотобизнеса (в 1920-х годах только ленивый не увлекался фотографированием) началась эра тиражируемых девочек-моделей. Кроме того, в 1920-х резко увеличилось количество шоу самого разного вкуса и пошиба, а набравшему силу кинематографу понадобились однообразно-симпатичные лица. Вся эта индустрия (опять это слово — индустрия!) развлечений требовала такого же массового «выпуска» готовых красавиц. Модельерам, продавцам одежды и косметики, создателям рекламы, кинематографистам — им всем конкурсы красоты и кастинги моделей предоставляли не только победительниц в качестве дорогостоящего «трофея», но и транслировали миру определённый стандарт привлекательности, под который захочет подогнать себя каждая вторая молодая женщина.

Красота из яйца

Тревожный звоночек: в эти, 1920-е годы во всём мире ставилось под сомнение будущее христианства, точнее, очень громко задавался вопрос: а нужен ли Бог современному хомо сапиенсу? Говорилось: мы сами уже как боги. Наше оружие — евгеника, улучшение человеческой породы, продление жизни, борьба за бессмертие. Тело воспринималось как механизм, который надобно подправлять, а посему надобны каноны. Уже не казалось дикостью оценивать физические параметры мужчин и женщин. Люди — это машины с набором вводных данных. Хорошо бы отбирать лучших и подавать их миру в качестве образцов. После Второй мировой войны евгенику признали некомильфотной и даже преступной, зато все её смыслы-наработки остались, как и отбор самых лучших тел на конкурсах.

Формат красоты закреплялся и многажды копировался, но капризные вкусы менялись, и уже другой стандарт получал призы. В 1950–1970-х конкурсов стало ещё больше: «Мисс мира» — 1951 год, «Мисс-Вселенная» — 1952 год, «Мисс-Интернешнл» — 1960 год, «Мисс-Азия» — 1968 год. Мужские состязания «Мистер-Олимпия» берут своё начало в 1965 году. Причина — распространение повсеместного телевидения. Девушки-чудесницы и парнишки с перекачанными бицепсами (вернее, их типажи-копии) становились важными факторами в телерекламе — наиболее серьёзном двигателе торговли в те годы.

С середины 1980-х и вовсе началась «цивилизация супермоделей» — время, когда десяток женщин, рекламирующих одежду, косметику, автомобили, услуги, сделались не просто миллионершами — их имена знал каждый шофёр и любая дама-искусствовед, старики и дети, принцессы и сантехники. Слава топ-моделей была феноменальной. Клаудиа Шиффер, Наоми Кэмпбелл, Синди Кроуфорд, Линда Евангелиста демонстрировали жизнь верхушки миддл-класса — влиятельной прослойки буржуазного общества. Кстати, повышенный интерес советских «перестроечных» СМИ 1988–1991 годов к подобным конкурсам — это не лишь западный wind of change, но и общемировое поветрие, тренд, в который тогда вписался поздний СССР. Для сотен и тысяч девушек конкурсы красоты 1980–1990-х создавали иллюзию приближения к статусу топ-модели.

Потом возник фотошоп, и «эталонный шаблон» стало можно рисовать безо всяких сложностей. Эстетическая хирургия тоже совершила качественный рывок: при желании любая дурнушка может затесаться в ряды первых красавиц. Один пластический хирург, выступая в программе, сокрушался, что многие реально красивые, самобытные девушки просят убрать им «отвратительные» греческие носы и сварганить «задорную курносинку». Но увы! Ещё Пушкин усмехнулся: «К чему бесплодно спорить с веком?».

Антиподы или товарищи по несчастью?

Сейчас наряду с ужесточением стандартов привлекательности и расширением рынка бьюти-услуг появилась не менее дурная крайность — пресловутый «бодипозитив». Изначально идея была вполне здравая — не зацикливаться на личике и формах, не тратить жизнь на голодные диеты, а деньги — на пластические операции, а, напротив, быть счастливым в том теле, которое досталось. Но адепты бодипозитива двинулись много дальше — в сторону шизофренического отрицания красоты и даже опрятности. Они нарочито вываливают в соцсети отталкивающие фото. «Я имею право не делать укладку волос!» — начертано на плакате одутловатой американки. Безликая красота У неё на голове — копна нечёсаных кудряшек, настолько спутанных, что скоро ей придётся менять лозунг на «Я имею право не причёсываться!». Не мыться. Не чистить зубы. Есть руками. Пить из лужи. Почему бы нет?! Это же так естественно! Как говорится, уничижение паче гордости.

Они отрицают модельные параметры, силиконовые улучшения и фитнес-моцион, полагая их оскорбительными. В то же время бодипозитивисты не меньше своих гламурных антиподов озабочены темой «сосуда», оболочки. Они точно так же абсолютизируют внешность, приписывая холёной глянцевой прелести особые чары, которые надо срочно уничтожить. Растоптать. Высмеять. По большому счёту, и манипуляторы из гламурной прессы, и зачумлённые бодипозитивщицы предлагают молиться одному и тому же истукану. Этот истукан — оболочка, только одни ему приносят жертву, а другие пинают почём зря. А золотую серединку, названную Иваном Ефремовым «лезвием бритвы», искать неохота. Впрочем, она и не выгодна поставщикам услуг, устроителям шоу и владельцам средств массовой информации, а всё, что коммерчески-провально, то и не нужно!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *