01:27 29.11.2018ДОМАШНЯЯ ЦЕРКОВЬ«И милость к падшим призывать…»Людмила Колокольцева
Границы человечества проходят не по взгорьям и буеракам, но по сердцам людским. Не по цвету кожи, не по толщине кошелька будет судить нас вернувшийся на землю Христос. Не прочность благосостояния и не рубище бедняка; не надёжность занимаемого кресла и не беззащитность пред сильными мира сего не спасут никого от грозных слов: «Отойдите от Меня, творящие беззаконие. Я никогда не знал вас». И ни мощь армии, ни авторитет правителя, ни собственное громкое имя не оградят никого от неизбежности совестного Суда.
Всё чаще приходится слышать, что «нет плохих и хороших наций, но есть плохие и хорошие люди». Несмотря на банальность и выспренность, есть в этом утверждении доля истины. Казалось бы, она настолько очевидна, что и говорить-то не о чем, однако явь не столь благостна, как хотелось бы.
Всё чаще и чаще СМИ пестрят леденящими душу сообщениями о детской и подростковой жестокости, граничащей с садизмом.
«Не виноватая я»
После прокатившейся по стране серии массовых убийств, хладнокровно и цинично совершённых подростками в стенах родных школ, всё чаще и громче звучат вопросы: «Кто виноват?» и «Что делать?».
Симптоматично, что кинозвёзды 1990-х, прославившиеся в амплуа преступной братвы, которые формально не причастны к трагическим событиям, вдруг обратили ретроспективный взор во времена юности, когда безработица им явно не грозила.
Так, в публичном пространстве между двумя актёрами, снимавшимися в долгоиграющей «Бригаде», развернулась дискуссия о степени собственной вины за участие в сомнительном проекте. Один, обязанный фильму громким именем, понимает тем не менее его негативное влияние на становление неокрепших душ и не снимает с себя ответственности. Другой возражает ему, заглушая голос совести самооправданием, только, вот незадача, в последние годы экранный герой блатного мира с завидным постоянством оказывается в центре неэкранных пьяных дебошей и нелепых скандалов; в титрах кинолент его фамилия появляется реже, чем на страницах криминальной хроники и полицейских протоколов. С чего бы это?
Дерево не вдруг вырастает. В далёкие 1990-е родители нынешних малолеток-тинэйджеров, успевших за свои 9–17 лет до одурения возненавидеть мир, сами были крохами. Их папы-мамы, сбитые с ног и с толку перестроечным цунами, в поте лица добывали хлеб насущный, «под собою не чуя страны» и не помня ни себя, ни собственных чад, ради чрева которых они надрывались. Ну, а для полноты счастья к хлебу прилагались зрелища — красочные, разбивающие шаблоны и ломающие стереотипы. Заворожённые магией экрана взрослые расслабленно отдавались его парализующей волю власти, не подозревая, какую страшную жертву в лице вертевшихся здесь же детей приносят они голубоглазому циклопу. Добропорядочные, законопослушные граждане, они не глушили себя наркотиками и палёной водкой, не бросались в сомнительные аферы — они просто снимали напряжение трудового дня и бремя непосильных забот, безмятежно поглощая телепродукцию. И детей вроде бы плохому не учили: кормили-поили, обували-одевали, на родительские собрания исправно ходили, дневники проверяли… Что ещё надо?
Поколение нынешних бабушек-дедушек, они, как правило, содрогаются, слыша о разгуле вышедшей из берегов жестокости. Но бацилла, привитая им в детстве, исподволь подтачивала и их души, до поры до времени не проявляя себя. Да и сейчас они не бегают по улицам с топорами и пневматикой (хотя и такое случается), а просто время от времени лениво сыплют пожелания смерти в соцсетях.
В 60-е годы прошлого века — в те сравнительно мирные времена их детства, когда «самое массовое из искусств» вторглось в дома в виде телевидения, свершилась очередная революция сознания, безобидная, незаметная, ласкающая взоры и слух, но принявшая в наши дни катастрофический масштаб. Привыкшим к сценам крови, насилия, разврата, нам трудно оценить гибельные последствия подобного рода зрелищ. Для доверчивой, чистой души, распахнутой миру, они равнозначны соучастию в злодеяниях. Горе, если встреча с убийством на телеэкране прошла безболезненно, незаметно для сознания и была воспринята как должное; если свет в очах не померк, и мир не потерял красок, если не обрушился устоявшийся порядок вещей, и чувство вселенской катастрофы не охватило душу, придавив её камнем.
Даже такие невинные по нашим меркам фильмы, как «Убийство на улице Данте» или экранизация классики (например, спектакль «Катерина Измайлова» по известному произведению Н. Лескова «Леди Макбет Мценского уезда»), не могли не вызвать в непорочном детском сердце физического ощущения грязи, искажения внутреннего строя и лада.
С другой стороны, — вот парадокс! — не оставляли этого тяжёлого чувства детективы. Казалось бы, созерцание воров, бандитов, убийц, жуликов должно было гнётом пригнуть душу к земле. Почему же этого не происходило? Возможно, потому, что, щадя чувства зрителей, саму грязь, кровь, злодеяния не показывали (а если и показывали, то без травмирующего психику натурализма). Зрителя не приглашали симпатизировать злу, а тем более становиться его вольным или невольным соучастником, не втягивали в опаляющий огонь криминальных страстей. Его призывали в свидетели справедливого возмездия, неминуемо постигавшего преступников; он торжествовал, переживая социальный катарсис, отшатывался от смертных грехов как от пропасти, к которой опасно приближаться. Преступление и падение были для зрителя синонимами; тюрьма — горьким, но неизбежным, закономерным и необходимым следствием порочной жизни, а не досадным недоразумением, которого легко можно при желании, хитрости, авантюризме, деньгах и связях избежать. Преступников не романтизировали, а зрителей не погружали в их искажённый внутренний мир, не вынуждали сочувствовать их патологической психологии. И, главное, в процентном соотношении мир Зазеркалья не довлел над светлыми сторонами жизни.
Идеализирование действительности, неполезное заигравшимся в детство взрослым, было в первой половине XX века насущной необходимостью для формирования в детском сознании нормы поведения и отношений. Да, пересматривая сейчас фильмы 50–60-х годов прошлого века, улыбаешься их наивности, прямолинейности, но видишь в них чистоту, искренность, которые вытеснены ныне цинизмом — верным спутником прагматизма. В героях этих кинофильмов была жертвенность, способность к самоотречению ради нравственного идеала, которая делает человека великим и по-настоящему способным любить.
Не прошло и полувека, как стрелку на нравственной шкале незаметно начали сдвигать к противоположному полюсу, делая чудовищный эгоизм нормой жизни, разрушающей и самого человека, и семьи, и наконец общество.
Нынешнее искусство, претендующее на статус объективного зеркала действительности, брезгливо посторонив романтику, идеализм, наивную прямолинейность, метнулось, как часто случается в грешном мире, в противоположную крайность — в «правдивое» изображение изнанки жизни. Но крайность далека от золотой середины, на каком бы полюсе она ни лежала. «Люби грешника, но не грех», — говорили святые отцы. Не особо жалея по большому счёту и грешника, современные законодатели общественного вкуса изображают порой преступление как единственный способ существования в падшем мире. «Красиво жить не запретишь», «С волками жить — по-волчьи выть»… Расхожие фразы, признавая звериные законы нормой бытия, воплотившись в жизнь, обернулись роковым соблазном. О, великая ложь извращённого сознания! Либеральные творцы обвиняют советское искусство в приукрашивании действительности, но, показывая её предельно жёстко, облекают в романтичный флёр преступный мир. Лицемерие рождает перевёртышей.
Однако даже не то беда, что в современном кинематографе жестоки люди, преступившие черту закона и перешагнувшие границы человечности, — на то они и преступники. Не без услаждения, с некоторой даже изощрённостью вершат исподтишка возмездие киношные и всамделишные стражи порядка. И симпатии зрителей, ищущих во всём законности как таковой — законности, не взирающей на лица и обстоятельства, конечно, на их стороне. «Так им, гадам [мошенникам, ворам, бандитам], и надо!» — мстительно восклицают они, не смущаясь, однако, нечистоплотностью блюстителей закона. В мягкосердечной же аудитории исподволь зреет гнев на служителей Фемиды и рождается неосознанное сочувствие к преступникам. По сути, в сознании тех и других — взрослых, заметим, зрителей! — стирается разница между добром и злом, между порядочностью и беззаконием, между человечностью и звероподобием. Что о детях говорить!?
Роковая ошибка современного искусства заключается в тонкой подмене: все изобразительные средства, все творческие усилия кинематографистов работают на то, чтобы вызвать сочувствие, симпатию ко греху. Сами же преступники обычно изображаются не как заплутавшие по жизни люди, а как умные, находчивые, изобретательные гении-самоучки или как благородные герои, бросающие вызов системе, оборотням, лицемерам, моралистам, которые, конечно же, крайне неприятны, скучны, глупы, занудны, постылы — словом, скопище пороков и «сосуд погублен». Впрочем, несправедливо приписывать лавры первенства в деле переворота сознания сегодняшним творцам: достаточно вспомнить Тиамида, Робин Гуда, Зорро, Дубровского, Юрия Деточкина, наконец… Правда, такие типы были всё же исключением из правила, а не нормой.
Сгоревшие заживо в совести своей
Май 2014 года запомнился людям чудовищным, невиданным преступлением, совершённым в Одессе, однако ещё больше содрогнулось общество от каннибальских комментариев, последовавших за сожжением людей в Доме профсоюзов. Но разве это сатанинское глумление над смертью невинных страдальцев не было цветами зла, выросшими из газетных заголовков 1990-х, из триллеров-боевиков и кровавых детективных сериалов, облечённых в зубоскальство? Весело стреляют, с шуточками убивают, тоннами на тот свет отправляют — веселись, душа!
«Душа всякого тела есть кровь его» (Лев. 17, 14; см. Быт. 9, 4), — говорит Господь. «Кровь людская не водица», — вторит народная мудрость. «People хавает, рейтинги обязывают», — цинично возражают служители Мельпомены, объясняя щедро вознаграждаемую свою кровожадность, семена которой приносят сторичный плод.
«…Да не сократят сами себе жизни своей и да не оскорбят других», — просят родители Бога, вознося молитвы о детях своих. В последнее время звёзды нашумевших криминальных сериалов, снятых в пресловутых 1990-х, массово уходят из жизни в расцвете лет и сил наряду с наркоманами, и тенденция эта бросается в глаза.
Где взять крыло бабочки?
«Продаётся душа, недорого»… Говорят, такие объявления не единичны в Интернете. Человеку, не верящему в бессмертие, не понять их чудовищности.
Прошли те времена, когда благоговение перед жизнью было высоким идеалом и принципом жизни, если не абсолютно достижимым, то, по крайней мере, обнадёживающим, как свет маяка для заблудших в ночи. Редко кто мог следовать примеру батюшки Серафима, который, соблюдая заповедь «Не убий», не позволял себе прихлопывать комаров, обгладывавших его тело до костей. Но научно-фантастический рассказ «И грянул гром» Рэя Брэдбери, повествующий о невзначай растоптанной бабочке и о катастрофических для всего мироздания последствиях её гибели, аукающихся в веках, потрясали умы. Но исполненная деятельного милосердия жизнь Альберта Швейцера откликалась в сердцах, находя подражателей и последователей.
Куда, в какие пустоты кануло это непременное условие существования мира? О, этих чёрных бездонных дыр предостаточно!
Может ли ребёнок унаследовать благоговейное отношение к Богу, жизни и людям от мамы, убившей во чреве не одну жизнь? Может ли это высокое состояние души родиться в сознании, одурманенном играми-стрелялками? Может ли жить, трепетать, воспарять душа, тонущая в реках виртуальной крови?
Бессознательные мотивы поведения зачастую диктуются отношением не столько к бытию, сколько к его ценности. Может ли пережить собственную хотя бы уникальность как опыт ребёнок, воспринимаемый окружающими, в том числе и самыми близкими, как мебель, досадной преградой громоздящаяся на пути? Может ли осознать ценность бытия душа, дезориентированная лозунгами-девизами «У каждого своя правда»? Впрочем, несмотря на многоликость мелких частных «правд», носители их единодушно и обречённо бубнят унылый приговор: «Судьба — индейка, а жизнь — копейка», — беспечно погружаясь в круговерть страстей, безропотно отдаваясь во власть слепого и глупого случая, безвольно признавая его полноправным властелином и бесшабашно низводя жизнь к игре в орлянку. А коль копейка, то и дорожить ею нечего в мире, где каждый «хочет стать миллионером».
Нелишне, однако, заметить, что, пустившись из словаря Владимира Даля в большое плавание по вздымаемому социальными катаклизмами житейскому морю, эта фраза утратила свою первую часть: «Натура — дура», — объясняющую, в каких случаях жизнь и гроша медного не стоит, а человек становится жалким, безвольным орудием в руках беспощадной судьбы.
«Натура-дура», не признающая святости богодарованного мира, обращая взор долу, в инфернальные глубины, во чрево земли, в упор не желает замечать ничего высокого, принципиально выискивает сюжеты, иллюстрирующие низменные отношения, низкие поступки, подлые характеры.
Волки и овцы
Возможно, будь сюжеты, призывающие к милосердию, нормой, пришла бы в соответствие с Библейскими заповедями и нравственность нынешнего поколения. Ещё лучше, если бы тексты Священного Писания стали не просто цитатами и призывами, но образом жизни. Один молодой мужчина, дитя 1990-х, например, в бытность мальчиком вознамерился провести научно-естественный эксперимент над пойманным жуком, но после чтения Евангелия, проникшись жалостью к насекомому, тотчас выпустил его на волю. Известно, однако, какое яростное сопротивление встречала в то время инициатива ввести предмет «Основы православной культуры» в курс школьных дисциплин. Более того, само слово «воспитание» применительно к школе казалось в те годы моветоном и крамолой, а почётное место среди урезанных предметов стали занимать уроки выживания в озверевшем обществе.
Показательно интервью, которое в годы «перестройки» взял у крымского естествоиспытателя столичный телеканал. С тех пор прошло немало времени, и, казалось бы, заурядному телесюжету давно пора улетучиться из памяти, если бы не его вопиющая абсурдность, приобретшая зловещее символическое звучание. Сияя счастьем, дипломированный натуралист отчитывался о последних достижениях своего НИИ, которому наконец-то удалось не только вывести вымерший вид степной гадюки, но и довести популяцию до впечатляющих цифр. Выпустив ядовитых тварей на вольные хлеба, учёные мужи испытали чувство глубокого удовлетворения. Случаются ли несчастные случаи, кончающиеся для укушенных людей летальным исходом? Конечно. Как же без этого? Но количество человеческих смертей не выходит за рамки статистической погрешности.
Куда там «слезинку ребёнка» отирать или крылышко воронёнку-подранку врачевать, когда масштабы, когда перспективы, когда выполним-перевыполним, бодро доложим, в литавры ударим!
То же самое, только в более безобразном варианте, произошло и в человеческом сообществе. Выпустив на волю диких хищников, развязав руки преступникам всех мастей, предоставив неограниченную свободу асоциальной части общества, оставалось загнать неплотоядное население в освободившиеся клетки, для его же собственной безопасности, разумеется. «Четвёртая власть» не упустила случая снабдить овец инструкцией по отращиванию клыков и оттачиванию когтей. Впрочем, и слово «овца», символизирующее кротость с незлобием, превратилось из поэтического библейского образа в бытовое ругательство.
Герои нашего времени
Скажут: современного ребёнка ничем не проймёшь. Неправда! Есть дети, которые поднимают плач, услышав слово «заболеть», и трудно их успокоить. Природное сострадание легко развить в нежном возрасте, однако по нечуткости своей мы, не замечая слабых ростков в их сердцах, грубо топчем доброе семя собственными сапогами. Пример тому — гуляющий по сети ролик с украинской отроковицей, клянущейся «резать русню». Что происходит в несчастной детской душе, когда болезненные судороги искажают и обезображивают нежное пока ещё личико?
На заднем плане хихикают довольные родители, не замечающие состояния своего чада. Не «русню» они истребляют — бессмертную душу родного отпрыска.
Но поостережёмся крутить пальцем у виска, кивая на свидомитов. Их антипример служит лишь предостережением для благопристойных и почтенных с виду людей, куда более неадекватных в своей беспечности.
Недавно услышанный обрывок разговора двух пожилых женщин, к сожалению, не единичен. Одна с умилением рассказывала другой о забавной, на её взгляд, выходке внука-отрока, который, размахивая игрушечным автоматом, уложил домочадцев на пол, приказав не шевелиться, «а то пристрелю». Собеседница внимала с одобрением: «Да, с таким не пропадёшь… А что ещё остаётся? Лежи, пока не «замочили»…»
Польщённый вниманием потенциальный террорист или, может, грабитель банка, стоявший рядом, время от времени перебивал бабушку, с горящими глазёнками рассказывая, как смешно умоляли родители о пощаде. Страшно заглядывать в предсказуемое будущее несчастной жертвы воспитания.
Доверие взрослым и подражательство — неотъемлемые свойства детской души. Именно так, через подражательство, происходит становление личности. Не столь уж редкие в наши дни детские игры в ограбление банка — лишь приуготовление к будущему, но взрослых они не настораживают. Более того, интернет-пространство кишит преступными предложениями: к услугам юных гангстеров — костюмы, помещения, фотосессии, необходимые для грабежа атрибуты и даже педагоги-аниматоры, готовые изобразить сообщника или жертву. Прикольно, до одури весело и… чудовищно.
Известно, как бережно ограждала от дурных впечатлений царевича и царевен императрица Александра Фёдоровна, осознавая высокую ответственность за вверенные ей Богом души и не обольщаясь расхожей педагогической установкой «чтобы бабой не рос». Можно с уверенностью сказать, что именно чистота души, доверие благородству родителей позволили юным царственным страстотерпцам мужественно встретить смертный час, бесстрашно глянуть в глаза озверевших убийц. Напротив, искусственное воспитание безбоязненности, лишённое жизненно необходимой духовной компоненты — жалости и сострадания, обрекает человека, государство, общество на неизбежное вырождение. Физически совершенные, отважные мальчики Спарты не могли не подчиниться законам Ликурга: «свято место пусто не бывает».
«По тундре, по железной дороге…»
В Интернете, как в Греции, всё есть, особенно если это «всё» носит деструктивный характер. Помимо упомянутых уже аниматоров, которые, вольготно разгуливая по всему Интернету, готовы посильно соучаствовать в детских репетициях грабежей, в одной из самых массовых социальных сетей «ВКонтакте» время от времени появляются приглашения в закрытый российский конкурс «Мисс Гитлер». И от зигующих красоток, вырядившихся в нацистскую форму, готовых публично изъясняться в пламенной любви к кровавому фюреру, отбоя нет. Куда смотрим? — Украинцев за фашизм камнями побиваем.
Та же социальная сеть «ВКонтакте» активно улавливает детские души в колумбайн-сообщества, в преступные группировки типа АУЕ, уверенные в абсолютной собственной безнаказанности и отличающиеся изощрённой жестокостью. «Арестантский уклад един» — расшифровка этой безликой аббревиатуры, маскирующей небезобидную молодёжную субкультуру, не оставляет сомнений в намерениях её организаторов.
И опять-таки, не на голых камнях, не в раскалённых от зноя песках выросла воровская романтика, беспрепятственно проникающая в сердца подростков. Нельзя сказать, что блатной шансон никогда не был востребован, но в 1990-е он сделался таким же обыденным фоном, как умывание по утрам. Грохотавший на улицах и в магазинах, гремевший из окон машин, просачивавшийся сквозь стены квартир, он нагло вползал в уши, независимо от произволения.
Но что интересно, не на тюремных нарах, не на лесоповале или в нетопленом бараке черпали вдохновение его авторы и исполнители. Их география обширна: Киев и Торонто, Харьков и Лос-Анджелес, Питер и, конечно же, Голливуд… Откуда взяться у них тоске по зоне и интересу к подобного рода тематике? Не вдаваясь в поиски закономерностей, приведём весьма красноречивую цитату из Википедии, посвящённую шлягеру «По тундре, по железной дороге…»: «С приходом в лагеря ГУЛАГ бывших военнопленных гитлеровских лагерей и бывших повстанцев-националистов, прежде всего украинских, побеги стали серьёзной проблемой. Песня поэтизирует стремление к свободе и ненависть к тем, кто охраняет арестантов и осуждённых». Яснее некуда!
Эмпатия без границ рано или поздно погружает беспечного человека в среду, которую он безоговорочно приемлет, со всеми её скелетами в шкафах.
Дети имеют обыкновение быстро подрастать — оглянуться не успеешь. С какой путёвкой отправим их во взрослую, родительскую жизнь? Чем отвечаем мы духовным людоедам, уволакивающим наших детей в бездну? реставрацией народных традиций, накопленных веками? светлыми, высоконравственными фильмами? добрыми, умными книжками? увлекательными играми, способствующими становлению духовности? комплексными воспитательными программами, согласованными с духовенством? Чего ждём? грома? майдана? апокалипсиса? Чем ответим Богу, когда спросит за пассивное соучастие с соблазнителями?
Звериный оскал гуманизма
«Любите злых: в них меньше фальши, чем в лицемерных добряках», — эта пошленькая сентенция, пользующаяся немалой популярностью в соцсетях, так и рисует в воображении образ андерсеновской «маленькой разбойницы», которая воинственно размахивает ножом перед носом жертвы, обливаясь в сердце слезами сострадания. Похвальна жажда честности в людях. Если слово «лицемерных» заменить на «толерантных», то всё станет на свои места. Болезнь, которая чревата гибелью в первую очередь для её носителей, толерантность обольщает их иллюзией доброты, превосходящей человеколюбие Самого Спасителя, накладывая на лица печать слащавой противоестественности.
Честный человек не может не осознавать фальши такого поведения, благословляющего легализацию содомии, педофилии, ювенальщины — всего, что истребляет в людях божественный дух. Абсолютно парализуя волю к сопротивлению, толерантность, как метастазы, протягивает щупальца во все поры общества, жадно пожирая согласных и несогласных.
Так, счёт родителей, осуждённых административно и юридически за физические наказания детей, идёт уже не на сотни. Отреагировали шлепком на хамство? Достойны общественного порицания! Отходили ремнём за воровство? На пушечный выстрел к детям не подпускать! Ограничивают доступ к сомнительным соцсетям? Какое варварство лишать ребёнка свободы! Не пускают на протестные митинги и фашистские шествия? Как!? Онижедети!
Если же строптивые отцы-матери апеллируют к бессмертному Писанию или упрямо цепляются за веками наработанную систему народной педагогики, то не составит труда и мощные рычаги давления в ход пустить, и общественное мнение натравить. А чтобы у добропорядочных граждан не оставалось сомнений в злонамеренности изуверов-родителей, можно и фото худенького мальчугана с синяком вокруг глаза в Интернет выложить, снабдив снимок душещипательным текстом. Благо, возможности фотошопа безграничны!
Спроси такого ревнителя, кто «крёстный отец» международных стандартов в области «защиты детства», плечами пожмёт: какая, мол, разница? Вся просвещённая Европа давно внедрила — одна Россия, как всегда, в хвосте плетётся. Опять же гранты, субсидии, дотации…
А любознательность в данном случае не помешала бы, ибо значительную часть документов, определяющих глобальную политику Комитета ООН по правам ребёнка, Парламентской Ассамблеи Совета Европы, ЮНИСЕФ, разрабатывал Питер Ньюэлл, осуждённый в феврале сего года за педофилию. Занимая ключевые посты в крупнейших международных организациях, он по совместительству насиловал мальчика, которому на момент первого контакта было 12 лет. Стаж занятий «невинным хобби» у главного законодателя, глобально радеющего о благе детишек, давно перешагнул полувековой рубеж. В свете его «шалостей» становится понятен до издевательства откровенный смысл эмблемы ЮНИСЕФ, под которой спешат сплотиться «защитники» детских интересов.
Продвинутые в самое чрево Запада носители «прогресса» представляют в наши дни опасность не меньшую, чем фашизм. Они толерантно лобызают припудренное жестокосердие и толерантно побивают дубиной любого, кто прозревает в нём сатанинский оскал. Ради абстрактной идеи прогресса они, как Лопахин из «Вишнёвого сада», не то что вешнюю красоту погубят, но и реликтовый заповедник под корень вырубят — не по злонамеренности, а так, по недомыслию. Они приветствуют любое сомнительное новшество, инициированное или одобренное Госдепом, Международным валютным банком, Всемирной организацией здравоохранения и т. д.; если же для этого понадобится бульдозер, то и его подгонят, — а там хоть трава не расти. Да и не вырастет она на каменистой почве бесчувствия, на безжизненном пространстве выжженной совести, на ядерном могильнике духа, на бесплодных нивах души, где хищными птицами поклёваны чахлые всходы.
Не упустить бы тот момент, когда выбранный вектор падения перерастает в любовь сердца, а сон разума способен породить чудовищ.