Четверг, 12 декабря
Shadow

Зачем Христос пришёл на землю?

23:45 25.08.2018Зачем Христос пришёл на землю?Протоиерей Владислав Свешников

Слово «возрождение» или «рождение» (в духовном смысле) — слово новозаветное, и в Ветхом Завете оно практически не встречается, зато в Новом Завете употребляется много раз, и впервые его таинственно-духовное содержание открывается в беседе Христа с Никодимом (Ин. 3, 3–6): «Истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия <…> если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие <…> Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух».

Молящийся мужчина

Это мистическое богословие возрождения в Таинстве Крещения не раз упоминается апостолом Павлом (см. Тит. 3, 5; Еф. 5, 26), но особенно подробно его смысл раскрывается в 6-й главе Послания к Римлянам: «Мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни. Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения» (Рим. 6, 4–5). Это мистическое обновление реализуется и в нравственном возрождении.

Понятно, что произнесённое Христом слово «возрождение» не может быть определено в рамках физико-биологической эмпирики. В духовно-нравственном смысле возрождение осуществляется в Таинстве Крещения, где благодатно рождается «новая тварь»; при этом возрождаемая «новая тварь» получает освобождение от мёртвости греха, и тогда-то, собственно, и начинается жизнь. Подробнее, но и таинственнее всего Сам Иисус Христос говорит об этом в беседе с самарянкой: «Если бы ты знала дар Божий, и Кто говорит тебе: «дай мне пить», то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую <…> всякий, пьющий воду сию [из колодца], возжаждет опять; а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам Ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную <…> Настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе» (Ин. 4, 10–23).

«Живая вода», о которой говорит Христос, может быть понимаема многообразно. Это и вода святого Крещения, и благодатное новозаветное учение, и, наконец, непосредственное воздействие святой Личности Богочеловека, говорившего с самарянкой. Во всяком случае, возрождающее влияние личности Иисуса сказалось немедленно (что не раз видно в Евангелии). К концу этой беседы с Иисусом самарянка становится уже иной, чем в начале.

Возрождающая сила Божия, эта «живая вода», оказывается недействующей, если встречает сопротивление или хотя бы безразличие. Тогда оказывается необходимым период томительного, неясного ожидания. Душа иногда смутно, иногда определённо переживает свою мёртвость. И когда её касается возрождающая благодать, душа узнаёт, что её-то она и ждала всю жизнь.

Возрождение совершается Богом, и в результате возрождённые становятся «чадами Божиими» (Ин. 1, 12). Сам процесс возрождения разнообразен и по-человечески непонятен. Порою он происходит медленно и в таинственных глубинах души. «Царство Божие подобно тому, как если человек бросит семя в землю, и спит, и встает ночью и днем, и как семя всходит и растет, не знает он; ибо земля сама собою производит сперва зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе» (Мк. 4, 26–28). В иных же случаях, как при обращении апостола Павла на дороге в Дамаск (см. Деян. 9, 3–7) или как у одного из разбойников на кресте (см. Лк. 23, 40–42), это происходит мгновенно, хотя, по-видимому, и при этом происходит таинственная подготовка души. Но так или иначе, личность, бывшая прежде «чадом плоти», становится «чадом Божиим», а это и есть иное рождение, возрождение. Фольклорные произведения, сказки о «живой и мёртвой воде» фантазийно отображают этот реальный акт; он и на деле порою состоит из двух этапов. Первый — освобождение от сил, направляющих личность к ложной жизни, т. е. в конечном счёте к смерти; и второе — собственно вселение в очищенную душу сил, направляющих её к жизни и к свету. Беда, когда дело ограничивается одним первым этапом. Тогда с человеком может случиться история, подобная рассказанной Спасителем о семи нечистых духах: когда нечистый дух, выйдя из человека, возвращается вновь и, найдя дом его души «незанятым, выметенным и убранным», входит туда с семью товарищами, злейшими его. «И бывает для человека того последнее хуже первого» (Мф. 12, 44–45). Но возрождающая сила Божия, эта «живая вода», оказывается недействующей, если встречает сопротивление или хотя бы безразличие. Тогда оказывается необходимым период томительного, неясного ожидания. Душа иногда смутно, иногда определённо переживает свою мёртвость. И когда её касается возрождающая благодать, душа узнаёт, что её-то она и ждала всю жизнь. Таким возрождающим действием может обладать, например, слово Божие, о чём пишет Апостол: «Родил Он нас словом истины» (Иак. 1, 18).

Но, разумеется, одного начального момента возрождения недостаточно; возрождение должно действовать постоянно. Со стороны объективной это невозможно без Причастия Тела и Крови Христовых, ибо тогда жизнь Христова как бы перетекает от Христа к Его причастникам, как явствует из высокого сравнения Самого Иисуса: «Я есмь лоза, а вы ветви» (Ин. 15, 5); и даже более определённым образом: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день» (Ин. 6, 54). Возрождённая Воскресением Иисуса Христа из мёртвых (см. 1 Пет. 1, 3) новая тварь обладает некоторыми особенностями подлинной жизни, которые одновременно являются отличительными признаками возрождённого человека.

Первый и главный из них — новый тип нравственного бытия, который слово Божие называет деланием правды: «Всякий, делающий правду, рожден от Него» (Бога – 1 Ин. 2, 29), потому что возрождённый словом Божиим не может жить иначе. Делание правды органично для подлинной жизни. Но, разумеется, эта органичность несовместима с раз и навсегда заданной программой; это органичность иного существа, имеющего иные личностные свойства, прежде всего иной ум. «Мы имеем ум Христов», — пишет апостол Павел (1 Кор. 2, 16). Иметь ум Христов не означает иметь другую, чем у всех людей, структуру мышления, или, например, никогда не заблуждаться, или думать о чём-то ином. По контексту послания апостола Павла «ум Христов» — это ум духовного человека, в отличие от душевного, то есть земного, который всё рассматривает с позиций своей, искажённой грехом психологии. Духовный же человек имеет истинное знание, исходящее от Бога, и потому может верно судить обо всём и знает всё. Таким образом, ум Христов — это ум цельной, неразделённой, т. е. возрождённой личности.

Распятие Христово

Такая возрождённая от Бога личность становится живой для Бога, но тем самым — мёртвой для прежнего образа жизни, для греха (см. Рим. 6, 11). Эта «мёртвость для греха» или, по другому выражению Апостола, «распятие себя» греховному миру, а мира — себе (см. Гал. 6, 14) есть, с одной стороны, реальное проявление нравственного итога жизни личности, а с другой стороны — необходимое условие её возрождения.

Полнота цельной, нравственной, возрождённой личности, будучи простой, вместе с тем может быть рассмотрена в различных аспектах в соответствии с различными категориями новозаветного нравственного опыта, такими, как вера, надежда, любовь, христианская радость, покаяние, мир, благость, послушание. Но не сами по себе эти различные нравственные ценности дороги и важны, но потому, что в их единстве раскрывается возродившаяся во Христе личность, органически и цельно сознающая себя — и в своей личной неповторимой уникальности, и в единстве любви с братьями и сёстрами, и в нерасторжимой общности с Иисусом Христом.

Да и собственно самосознание представляет тогда собой нечто большее, чем просто рационалистический, интуитивный или вообще любой психологический процесс, даже и самый совершенный. У возрождённой личности раскрывается духовная содержательность самосознания, при котором «я» оказывается существенно более значительным, чем просто индивидуальный феномен, — и по собственному переживанию, и в связи с другими такими же «я». Личность прозревает свою духовную природу не воображательно, но в тех реальных духовных контекстах, которые открываются Богом. Иначе говоря, это знание Божественное и Самим Богом даётся. Личность же при этом, сохраняя свою неповторимость, лишь воспринимает это знание, но не пассивно, а в непрерывном нравственном действовании.

Это самосознание возрождаемой личности победительно: «всякий, рожденный от Бога, побеждает мир» (1 Ин. 5, 4). Эта победа состоит в свободе (как независимости). Человек, победивший мир (включая в реальность мира и реальность эмпирического невозрождённого «я»), знает свою победу не в том, что она даёт ему полную независимость от условий существования (невозможно, например, совсем не есть или не одеваться на холоде), а в том, что эти условия сами по себе не имеют для возрождённой нравственной личности никакой нравственной цены, они ей личностно безразличны. Для возрождённой личности открываются подлинные личностные идеалы, но не в холодной, отвлечённой схеме, а в живой личности Иисуса Христа, с Которым человек связан верою, вкушением Его Тела и Крови и нравственной жизнью, в которой он стремится уподобиться Христу.

Бог может и «из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3, 9), но обычно новые личности воссоздаются на материале прежних. И хотя отличие новых от прежних может быть разительным, всё же и личность в своём самосознании, и другие окружающие её люди не могут не признать, что, какая бы она ни была новая, возрождённая, в некотором существенном смысле она та же, то есть Бог возрождает новую личность на материале и при участии прежней и, значит, в человеческой личности имеются те свойства, ради которых и воплотился Богочеловек.

Человек не мешок с качествами и даже не просто хороший мозаичный узор, в котором всё великолепно подобрано и пригнано. И не самодовольство заставляет человека считать себя образом Божиим.

Речь идёт не об отвлечённых психологических особенностях, какими бы ценными они ни были. Человеческая личность не состоит из различных нравственных, умственных, интуитивных и всяких прочих качеств — они только различаются, открываются, воплощаются в личности. Человек не мешок с качествами и даже не просто хороший мозаичный узор, в котором всё великолепно подобрано и пригнано. И не самодовольство заставляет человека считать себя образом Божиим. (Хотя в гуманистическом безумии человек может ставить себя на высший пьедестал вне и помимо Творца, не видя, что этим он в своём испорченном сознании не возвышает, а принижает значимость человеческой природы и личности.)

Богооткровенное знание об образе Божием в человеке потому и было так радостно принято, что оно дало точный ответ человеку, смутно чаявшему и непрерывно искавшему свои смысл и назначение; потому что при этом понимании — и только при таком понимании — даже и ошибки могли правильно оцениваться: человек узнал цену ошибки. Более того, зная, каков образ Божий, он мог гораздо более основательно догадываться, каков же Сам Бог, каким бы ни оказался потрёпанным этот образ.

Человечество воздыхает по подлинной свободе и взыскивает её; но это же стремление закабаляет личность, делая её зависимой от поисков, осуществлений, постоянных недовольств из-за неполноты или ошибочности этих осуществлений

И всё же как значительны и самые эти качества, взятые в рассмотрении хотя бы и абстрактно, а тем более применительно к человеческой личности! Как ни искажена порой у человека свобода — одни неузнаваемые клочки только, кажется, и остаются, — а всё равно свобода! Даже в словесных злоупотреблениях: политическая свобода, экономическая свобода, свобода печати и проч. (как многие из них смешны!) — можно рассмотреть желанный лик подлинной свободы. Разумеется, в поисках этих свобод люди занимаются мнимостями — мнимостями как по реальному содержанию этих квазисвобод, так и по пониманию смысла свободы. Стремление ко всем этим свободам — проявление того, что человечество воздыхает по подлинной свободе и взыскивает её; но это же стремление закабаляет личность, делая её зависимой от поисков, осуществлений, постоянных недовольств из-за неполноты или ошибочности этих осуществлений, равно как и имение многих земных благ лишь на первый взгляд освобождает человека от заботы о них, на самом же деле лишь ещё больше привязывает его к этим благам. «Некоторый человек был богат; одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно. Был также некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях и желал напитаться крошками, падающими со стола богача; и псы, приходя, лизали струпья его» (Лк. 16, 19–21). Из этих двоих — парадоксальный факт — большей независимостью, в частности, от условий жизни, обладал Лазарь.

Но как (сознательно или несознательно) ни ограничивает человек свою свободу, и в самом этом ограничении проявляется свобода, в самом выборе. Вообще с ситуацией выбора, то есть возможности проявления свободы, человек сталкивается по многу раз ежедневно, обычно не замечая этого. Во всяком случае, человек не всегда видит нравственную сторону своего выбора (хотя некоторым тонким образом она присутствует почти всегда — как согласие с волей Божией или как противление ей). И вот в этом-то незамечаемо или замечаемо свободном выборе, сильно своевольном или почти безвольном, обдуманном или бессмысленном, с яркой эмоциональной насыщенностью или бесчувственно тупом, всегда стандартно одинаковом в схожих ситуациях или демонстративно разнообразном, зависимом и независимом от интуитивных вспышек, ведущем к определённой цели или заведомо бесцельном, и проявляется более, чем в чём-либо другом, личность человека с её великим даром свободы.

Если когда человек и стремился, хотя бы в мечте, остановить бег времени, так это в моменты особо острого переживания любви; это и заставляет догадываться, что именно любовь связывает время и вечность

Особенно ощутимо аромат свободы действует в любви; вне подлинной свободы любовь представляет собой нечто уродливое; это не более чем тип влечения. Свободно-нравственная любовь и составляет драгоценное духовное ядро личности. И как бы ни растрачивалась, ни измельчалась и ни искажалась любовь в различных пошлых и уродливых пристрастиях, природа её, сердечное тяготение к некоему центру жизни остаётся неизменным и узнаваемым, и, ощутив его, всякий скажет: это она, любовь. И с другой стороны, при всём единстве природы любви и похожести многих её проявлений, в частности, словесных (известно, как скуден набор слов, в которых выражается такая разновидность любви, как влюблённость), как неповторимы и тонки личностные её проявления, и как в этих тонко различимых переживаниях любви, может быть, более всего различаются и узнаются личности! И уж литераторы-то понимали всегда, что если когда человек и стремился, хотя бы в мечте, остановить бег времени, так это в моменты особо острого переживания любви; это и заставляет догадываться, что именно любовь связывает время и вечность; но любовь не как абстрактная категория и не как бессодержательное влечение, но как личностное, глубокое духовное переживание. Свобода и любовь рождают весь строй нравственных и иных движений сердца, его чувствований; и это создаёт неповторимый нравственно-психологический колорит личности.

Молящаяся девушка

Жизнь — это прежде всего встречи с разными людьми, наполненные то различного рода притяжением, то противостоянием. Отношения в этих встречах могут так капризно и изменчиво варьировать, фокусировать движение чувств то одним, то другим образом. И здесь, разумеется, раскрываются букеты ядовитых греховных осуществлений, но порою и виртуозно осуществляются высокого качества нравственные акты.

Особую ценность представляет та великая реальность человеческой личности, которую святые отцы называли владычествующей частью души, — ум. Как многообразно поле его деятельности: и простые рассудочные движения бытового характера, и едва улавливаемые трепетные всплески полуинтуиции и полумысли, и холодные рационалистические суждения философствующей машины, и великие прорывы к небу, и постоянно наполняющие жизнь дешёвые маленькие хитрости, и глубочайшие философские системы, в которых Откровение находит своё совершенное воплощение, и различные научные открытия и изобретения — от величайших до прикладных, и ясное умение формулировать мысль, и чрезвычайные ошибки, влекущие за собой тяжелейшие последствия. Нет ни одной области бытия, куда бы ни пытался пробраться и заняться своей рефлектирующей деятельностью ум человеческой личности, никогда не забывающий о самосознании. И как удивительно кружева личностной мысли вплетаются в движения чувств, не нарушая свободы интуиции и любви, но лишь сообщая им новое богатство (хотя порою и неполезное для личности, ибо нравственно отрицательное).

Великий покаянный канон Андрея Критского

Наконец, каждой личности, как бы общество ни влекло её к нивелировке и как бы она ни соглашалась на эту нивелировку сама, Богом даны и особенные художественные дары (для самостоятельного творчества или для восприятия). Из них первым следует назвать дар слова — гораздо больший, чем просто художественный дар. Недаром Божественное Откровение называет вторую Ипостась Божества Богом Словом, а великие учителя Церкви назывались богословами. Чистое, глубокое, живое слово выражает правду Божию, несёт добро людям, раскрывает красоту мира и само становится частью этой красоты. Словом же люди входят в общение с Богом, Ангелами и другими людьми; слово выражает знание о мире и о мысли; словами человек молится, кается, благодарит, просвещает, веселится, утешает и умиротворяет. (Но слово же может нести ложь, зло, безобразие и всякую порочность.) В слове всегда слышится и отпечаток личностного мира, сколь бы ни были упрощены и однообразны начала, к которым стремятся склонить словесную неповторимость личности время и общество (в частности, средства массовой информации).

Глаза человека — в зрительных образах, его уши — в звуках улавливают, а отчасти и создают живую организованную гармонию; и всё это поразительно и неповторимо раскрывается в мире человеческой личности. И чем ярче проявляется личность, тем более она (обычно — невольно) притягивает одних и отталкивает других людей.

Наконец, помимо категорий свободы, умственных, волевых, интуитивных, психологических, эмоциональных, словесных и эстетических характеристик, в наше особое рассмотрение входят и этические характеристики, безусловно, жизненно связанные со всеми вышеназванными, но, безусловно же, имеющие и свой собственный предмет, и содержание. Они составляют полноту ценностного переживания человеческой души, которая рассматривает все предметы (личности, ситуации и проч.) с позиций объективного блага и субъективного блаженства. Разумеется, субъективно оцениваемое качество (блаженство) по обычной человеческой греховности может ни по степени, ни по качеству не соответствовать реальному благу, но это не уничтожает факта нравственного переживания, постоянно входящего в жизнь, внутренний мир и поведенческие особенности личности. Вместе с тем любая схема, составленная с большим совершенством и со множеством живых подробностей, при всей возможной её «объёмности», при наложении её на любую живую человеческую личность оказывается недостаточной. В любой личности есть нечто неуловимое и невыразимое в слове, что и сам человек глубокой своей интуицией постигнуть в себе не может: некий аромат неповторимой человеческой тайны, оживляющей все эти психологические, умственные, эстетические, этические и прочие составляющие различных характеристических особенностей человека.

Впрочем, всегда ли в точном смысле слова оживляющей? Грехопадение, принёсшее в мир смерть, принесло и таинственное, непостижимое стремление к смерти в человеческой душе. И для того-то и Христос пришёл на землю, дав нам возрождение, чтобы выраженное и невыразимое стремление к смерти обратить в стремление к жизни — во всём, и прежде всего, разумеется, в любви и вообще в нравственной жизни, затем и в жизни разума, интуиций, чувств, чтобы таким образом возрождённый человек предстал как совершенный человек.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *