протоиерей Павел Великанов

Нынешний век по праву можно было бы назвать веком подмен. «Симулякр» Ж. Бодрийяра — знамя нашей эпохи. Естественно, и в церковную среду неизбежно проникают эти не всегда очевидные флюиды подмен, которые порой затрагивают не просто внешние, но внутренние и существенные стороны собственно церковной жизни.

В последнее время вдруг активно заговорили о проблеме соборности в Церкви; о недооценённой роли мирян; о «диктате» иерархии; о «вертикали власти»; о бесправности простых прихожан и «оттеснении» их от процессов церковного управления и, обобщая вышесказанное,— об упразднении в Церкви соборности.

А можно ли в принципе соборность в Церкви упразднить?

Если она тождественна демократии — тогда, конечно же, можно. Любая иерархичность полагает конец демократии как таковой. Когда в одном теле два сознания — это шизофрения; когда бесконечное множество — это мультишизофрения, — как один из вариантов демократии, — но к соборности это не имеет никакого отношения.

По словам В.Н. Лосского, соборность есть «самое дивное свойство Церкви» — именно по причине своей мистичности, и упразднить её можно только вместе с самой Церковью. И было бы полным безумием смотреть на соборность как на некий «церковный» извод принципа демократичности. Ведь соборность как «кафоличность», по сути, тождественна «полноценности», «полноте», «завершённости» церковной общины во главе с её предстоятелем, раскрывающей и проявляющей всю полноту жизни во Христе и со Христом в Божественной Евхаристии. И именно в этом — существо соборности.

Подлинная соборность как кафоличность зиждется на двух основах: избранности предстоятеля народом Божиим и делегированности епископу или же пресвитеру права предстоять от лица общины пред Господом — и быть совершителем Таинств Церкви, глашатаем Господней воли, свидетелем покаяния, очевидцем Воскресения.

Поэтому в Православии нет и в принципе не может быть иерархического авторитаризма, и в этом — один из важнейших опознавательных признаков именно святоотеческой восточно-кафолической православной веры. Не «сверху вниз» «навязывается» церковному «люду» нечто очень важное и значимое, но, напротив того, церковная община «снизу вверх» выталкивает, выносит на поверхность то, чем она живёт, что её волнует и тревожит, причём «выталкивает» не перед лицом какого-то «большого и властного начальника», но перед Единственным Начальником нашего спасения — Христом. Не так давно созданный, но уже показавший свою эффективность инструмент этой внутрицерковной коммуникации между церковной «широтой» и иерархической «высотой» — Межсоборное присутствие — можно с полной уверенностью назвать удачным примером воплощения идеи соборности без какой бы то ни было попытки вторжения в существующие институты управления Церковью.

Последние изменения в Положениях об Архиерейском и Поместном Соборах Русской Православной Церкви чётко зафиксировали различия между функциями Поместного и Архиерейского Соборов. Поместный Собор предстаёт как орган полноправного гласа народа Божия, свидетельствующего о правде Божией, но не подменяющего собой функции церковного управления, которые по праву принадлежат собранию глав церквей «по местам» — то есть епископам. То, что благодаря внесённым поправкам исчезло дублирование или перетекание функций этих двух важнейших инструментов церковной соборности, — несомненное благо и для церковного управления, и для сохранения постоянной и живой «обратной связи» между иерархией и «лаиками» — мирянами. И в этой ситуации Межсоборное присутствие становится практически постоянно действующим представительством различных срезов церковного сообщества — своеобразным «посольством» Поместного Собора, вбирающего в себя, анализирующего, прорабатывающего самые острые и жизненно важные вопросы современной церковной жизни — и разрабатывающего проекты общецерковных документов для последующего обсуждения церковной полнотой и утверждения иерархией.

Но здесь хотелось бы затронуть несколько иную тему. Очевидно, что разговоры об «упразднении соборности» произрастают не на пустом месте. И причина здесь вовсе не в коррекции прав и областей ответственности того или иного церковного органа: проблема, действительно, есть, но она находится совершенно в другой плоскости. Кто-то смотрит с недовольством «наверх», а в действительности надо смотреть в прямо противоположном направлении — вниз, а если ещё точнее — вокруг. Причина того, что сегодня в церковной среде дух соборности едва ли ярко выражен,— не в «деспотичности» церковных «деспотов», то есть «владык» по-гречески, а в недостаточной ответственности мирян и их слабой включённости в жизнь евхаристической общины.

Откуда произрастает соборность? Из понимания каждым прихожанином своего места и роли в жизни конкретной церковной общины. И это — самое главное: без этого фундамента соборность превращается в фантазм, который можно наполнять любыми смыслами в зависимости от информационной, политической или какой угодно иной задачи. Когда храм Божий становится лишь местом собрания верующих для удовлетворения индивидуальных духовных потребностей, о соборности говорить не приходится.

Соборность ни в коем случае нельзя умалять до принципа управления; это совершенно иное, над-операционное, это своеобразная печать истинности, свидетельство верности народа Божия своему Пастырю. Соборность нельзя ни искусственно родить, ни административно упразднить: без неё Церковь Христова исчезает как Тело Христово, составляемое и собираемое из многих — и всех таких разных.

Церковь — Тело Христово, в котором одна Глава — Христос. Не даже самый святой «батюшечка» или «старец», не маститый протопресвитер или юный иерей, не архиерей и даже не Святейший Патриарх — какими бы праведными, святыми, мудрыми и исполненными благодатных даров они бы ни были. Именно поэтому мы дерзаем называть нашу Церковь — не «патриаршей» или же «священнической», а только Христовой. В ней все — от только что вчера переступившего порог храма неофита до Святейшего Патриарха — слуги Христовы, Его друзья, Его помощники. Каждый на своём месте, каждый со своей мерой ответственности — и сопутствующей помощью Божией, но при этом все смотрящие в одном направлении — Пастыреначальника Христа.

Как тонко отметил Сергей Фудель, «соборность есть онтологическое единство, единство любви, священная сущность Церкви». И если уж говорить о самой возможности упразднения соборности в Церкви, надо иметь мужество сказать в полный голос: если соборности больше нет, значит, и от Церкви уже ничего не осталось. Иначе мы лжём, когда всякий раз, возглашая Символ веры, свидетельствуем, что мы — в Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви. Значит, Церковь перестала быть собственно «экклесией», «собирающей» тех, кто услышал Божественный призыв. Что же тогда от неё может остаться? И на этот вопрос есть очень простой ответ: да ничего не останется. Непредвзятому историку Церкви любого периода очевидно: Церковь живёт не благодаря «бесчисленному сонму кристально чистых святых», на которых, словно на столпах, мирно покоится её величественное здание, а вопреки бесчисленному количеству непотребных, недостойных, кривых, хромых, сухих, слепых, вечно спотыкающихся — но и постоянно поднимающихся — и потому живых членов Церкви, в том числе и тех самых христиан, о которых ещё апостол Павел с болью в сердце говорил: «Из-за вас поносится имя Христово». «Грядущего ко Мне не изжену вон» — и доколе жива эта тоненькая, порой совсем незаметная ниточка, обращённая ко Христу, связывающая кающегося грешника с Ним, нельзя человеку отказывать в его праве быть членом этого удивительного Богочеловеческого организма — удивительного прежде всего по своей силе регенерации, постоянного обновления, непрекращающегося преодоления всего человеческого, слишком человеческого, неистощимой Божественной благодатью. Церковь покоится ни на чём ином, кроме как на Кресте Христовом: он — «верных утверждение, Церкви ограждение», он — средоточие непрекращающегося Божественного истощания, умаления, кенозиса, и он же — источник восстановления и возрождения неустойчивой, любопреклонной к падению и греху человеческой природы.

Соборность в Церкви можно упразднить лишь только вместе с самой Церковью. Не устоит никакая человеческая организация, какими бы «гвоздями власти» её ни пытались сколачивать, — развалится, словно карточный домик, и развалится прямо на глазах. То, что средоточие церковной жизни, некий «духовный эпицентр» Церкви не зависит ни от места, ни от времени, ни от сана или статуса в церковной номенклатуре, — вещь очевидная. И неспроста апостол Павел обращает внимание: там, где умножается грех, преизобилует благодать; точно так же, как все силы живого организма бросаются на противоборство болезни, так и эта «густота благодати» не бежит, не отворачивается брезгливо, а, напротив, буквально обнимает, обволакивает собой обескровленное, запутавшееся в немощах и страстях больное грешащее человечество в Церкви. И пока это происходит — Церковь жива, ибо она — Христова!