Глеб Анищенко

Попытки найти общие точки, сближающие коммунистическое учение с христианством, имеют давнюю историю, восходя еще к временам утопического социализма. Не буду на этом останавливаться, отмечу лишь, что последовательные ревнители и христианских, и коммунистических идеалов довольно жестко противостояли этим попыткам. В наше время, как после окончательного утверждения в России коммунизма с его «научным атеизмом», так и после его падения, вопрос о сближении христианства и коммунизма, казалось, можно было бы сдать в архив. Однако все вышло по-другому: проблема сейчас вновь стала актуальной и выплеснулась на страницы православно-патриотической прессы. Что же произошло? Может быть, действительно появились объединяющие моменты?

В определенном смысле так оно и есть. Во-первых, современная демократическая доктрина, скроенная по американскому шаблону и завоевывающая ныне Россию, открыто декларирует свой антикоммунизм и устраивает настоящую травлю коммунистов. Это с одной стороны. С другой — та же доктрина по сути своей является антихристианской, так как подавляет духовные устремления человеческой личности, замыкая ее в эгоистическом мире, основой которого являются сугубо материальные ценности. Антиправославная сущность насаждаемой у нас культуры все чаще обнажается и зримо себя обнаруживает, вплоть до прямых кощунств. То, что нынешние демократы переступают порог храма и крестят лоб, мало кого может обмануть и, скорее, производит на верующих впечатление, обратное желаемому. «При виде всей этой трагикомедии, — пишет А.М.Залесский в статье «Христианство и коммунизм» («Русский дом», 1998, № 10), — неудивительно, что сердца многих верующих обращаются к коммунистам, а сердца многих (настоящих!) коммунистов — к верующим». Таким образом, коммунисты и христиане как бы оказываются в одном лагере, оппозиционном по отношению к современной демократии. Это действительно так, но следует отдавать себе отчет, что сближение здесь происходит на чисто отрицательной, а не на положительной основе. Вряд ли для христианина может быть приемлемым тезис: враг моего врага — мой друг.

Во-вторых, возможность сближения христиан и коммунистов аргументируют тем, что последние сегодня разительно изменились. Всероссийский известный пастырь пишет (газета «Русь державная», 1999, № 1): «Сегодняшние коммунисты не те, что были раньше… Коммунисты сейчас — патриоты.. Вот это главное, если посмотреть на все глазами жалости и любви. Все станет на свои места, и мы, русские и евреи, коммунисты и верующие, обнимемся как православные люди» Звучит это довольно красиво и кажется выдержанным в духе христианской любви. Но давайте разберемся. Христианство действительно преодолевает и национальные, и идеологические преграды. Но только при одном условии: преодоление этих преград происходит во Христе. Никаких компромиссных «объятий» здесь быть не может.

Досточтимый иерей (как и некоторые другие) называет то чувство, которое способно, с его точки зрения, объединить христиан и коммунистов: патриотизм. Однако необходимо осознавать, что стержень православного патриотизма — любовь к своей православной родине. Примут ли этот тезис сегодняшние коммунисты? Если примут и заявят, что для них Христос стоит выше всех земных проблем и благ, то это никакие не коммунисты, а настоящие христиане, отстаивающие в экономической области общественную собственность и социальное равенство. Тогда любой христианин, даже имеющий другие взгляды на социально-экономическое устройство, может обниматься с ними со спокойной душой, так как не может быть антагонизма во Христе. Или другой вариант: современных коммунистов вполне устроит (в чем я лично не сомневаюсь) общество социального равенства в сильной, процветающей России, но без Христа Тогда можно утверждать, что их патриотизм — антихристианский, и никаких истинно объединяющих моментов у христиан с ними быть не может.

Поэтому авторы, мнение которых я разбираю, и стремятся если уж не представить коммунистов истинно православными, то хотя бы отъединить от них безбожие и богоборчество. Алексей Михайлович Залесский, например, предлагает считать атеизм «легко устранимым балластом или довеском» в коммунизме. «Сатанизм Маркса, богоборчество Ленина» цитируемый автор объясняет тем, что «они были’ атеистами или богоборцами по своим личным качествам», и ссылается на пример Томаса Мора, совмещавшего христианство с утопическим социализмом. Не буду вдаваться в философско-религиозную дискуссию по этому поводу (желающим обсудить Томаса Мора предлагаю прочитать блестящую монографию И Р.Шафаревича «Социализм как явление мировой истории», где выявляется богоборческая и античеловеческая суть любого, в том числе и утопического, социализма как идеологии). Ограничусь лишь самым простым вопросом: согласятся ли с построением Залесского сами современные коммунисты? Захочет ли, скажем, Зюганов отречься от марксизма-ленинизма и признать себя и свою партию последователями католического святого Томаса Мора? Ответ, я думаю, очевиден. Программа КПРФ основана на марксизме-ленинизме, в свете этого учения она дает трактовку всей досоветской и советской истории. Лидеры КПРФ нарочито декларируют свою верность делу Ленина, регулярно, по нескольку раз в год посещая его усыпальницу.

Итак, говоря о современных коммунистах, следует иметь в виду только ту идеологию, к которой они сами себя возводят. А именно — научный коммунизм Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина Он же включает в себя в качестве основополагающей идеологической доктрины богоборчество, или «научный атеизм». Иначе и быть не может. Коммунизм никогда не воспринимался его основоположникам только как социально-экономическое учение (что пробует утверждать АМ Залесский) Это была попытка окончательного переустройства человека и общества для достижения окончательного счастья Естественно, что главного противника творцы коммунизма видели в христианстве, отрицающем подобное «счастье» и уповающем на спасение в Царствии Небесном. Отсюда и воинствующее богоборчество Маркса, и стройная концепция полного уничтожения Церкви, созданная Лениным-Сталиным Стало быть, нынешние коммунисты либо разделяют эту доктрину и ныне «избавляются от угара безбожия» (АМ. Залесский) по тактическим сиюминутным соображениям, дабы приобрести политических союзников и симпатии избирателей. Либо они внутренние «вероотступники», так как, внешне поклоняясь Ленину, изменяют самой сути его учения (Ленин ведь просто не мог произнести тех слов, которыми пользуются современные коммунисты: вместо русского патриотизма в его лексиконе фигурировал «великодержавный шовинизм», вместо Православия — «труположство», как он называл любое «заигрывание с боженькой»). В этом случае доверять искренности коммунистов тоже дело сомнительное. Кто поверит, скажем, человеку, называющему себя христианином, но отвергающему важнейшие заповеди?

Редакция журнала «Русский дом», где публиковалась разбираемая мной статья А.М.Залесского, слава Богу, сделала к ней очень важное примечание. Приведу цитату из него: «Для православного христианина смысл бытия, альфа и омега — Христос, Бог, принесший Себя в жертву ради спасения мира. Без этого исповедания никакого истинного единства с кем бы то ни было быть не может». Этим бесспорным утверждением снимаются все основные тезисы статьи уважаемого Алексея Михайловича. Какой смысл искать общие точки в учениях христиан и коммунистов, если они расходятся в коренном вопросе бытия — в отношении ко Христу? Если отношение к Христу различно, то чем больше внешних совпадений обнаруживается у какого-то другого учения с христианством, тем более опасно это учение. Значит, оно претендует на то, чтобы подменить собой христианство, вытеснить из душ человеческих Христа. Сатанизм, например, сохраняет всю структуру христианского мира, переворачивая, однако, ее с ног на голову. Совпадений масса, только Христос оказывается в ином месте. Так что же, и сатанистов нам следует заключать в «православные объятья»?

Общие рассуждения о сближении христианства и коммунизма все чаще приобретают конкретно-политические черты. Я говорю о появившимся не так давно термине «православный сталинизм». Первой (насколько я знаю) забила в колокола по поводу этой опасности газета «Радонеж» (№ 9, июнь 1998). Н.Синицын в статье «Осторожно — провокация» (по поводу альманаха «Православие или смерть») писал: «Подобное прославление Сталина ведется постоянно в прокоммунистической печати, и это неудивительно, но оно совершенно неуместно в православных изданиях. Панегирик Сталину воспринимается как оскорбление святых новомучеников и исповедников Российских, пострадавших в эпоху его правления… Мы не можем забыть и того, что богоборческая власть целенаправленно уничтожала Православную Церковь…»

Однако это предупреждение не удержало ревнителей означенной идеи от дальнейших, гораздо более масштабных попыток ее утверждения. Газета «Завтра» (1999, № 2) опубликовала материал «Монах и воин», представляющий собой беседу генерала Альберта Макашова и игумена Алексия (Просвирина), главного редактора журнала «Ревнитель православного благочестия», скитоначальника Иоанно-Предтеченского скита Барнаульской епархии. Основная часть беседы посвящена модному ныне русско-еврейскому вопросу, а вот в конце ее следует ряд утверждений, имеющих прямое отношение к теме моей статьи. А.Макашов разделяет историю Советской России на два этапа: «На первом этапе у государственного руля и во главе репрессивных органов стояли интернационалисты-троцкисты, в большинстве своем нерусские, главным образом евреи Ко второй половине 30-х гг. Сталину удалось в основном разгромить эту банду русоненавистников. Власть взяли в свои руки патриоты-государственники». «Одного того, — продолжает генерал, — что Сталин возродил русское офицерство, восстановил в правах Русскую Православную Церковь, было бы достаточно, чтобы его имя вошло в анналы нашей истории».

Понятно, что генерал Макашов — политик, а не историк, и его концепция — сугубо идеологическая. Однако и при этом следует придерживаться логики и исторической правды. Во-первых, как можно считать Сталина олицетворением сильной патриотической власти, если на протяжении большей части его правления «у государственного руля» стояли «русоненавистники»? Во-вторых, окончательный разгром офицерского корпуса, оставшегося в России (1930-37 гг.), и наиболее жестокие гонения на Церковь (1932-37 гг.) произошли не до, а после удаления «троцкистов-интернационалистов» от государственного управления: в 1927 г. Троцкий и Зиновьев исключены из партии, в начале 1923-го Троцкий выслан из СССР.

Основоположником широкомасштабной борьбы против религии, разработчиком тактики и стратегии окончательного разрушения Церкви был, конечно, Ленин. Однако осуществил эту задачу именно Сталин, причем уже после смерти учителя и своей победы над «русоненавистниками». В мае 1932 г. Сталин подписал декрет о «безбожной пятилетке», где ставилась совершенно определенная задача: к 1 мая 1937 г. Имя Бога «должно быть забыто». После этого с новой силой вспыхнули чудовищные гонения на Церковь и ее служителей: закрыто 70 епархий, арестованы 40 архиереев (в архиерейском служении остались лишь четверо), закрыто 95% церквей, существовавших еще в 1920-е гг.

Относительное же возрождение офицерства (введение прежней формы, знаков отличия, патриотических орденов) и Церкви (открытие храмов, возвращение части арестованных священнослужителей и наконец, восстановление патриаршества), о котором говорит Макашов, произошло вовсе не во второй половине 1930-х, а в начале войны. И обязаны мы этим не Сталину, а Гитлеру. Его пропагандная машина очень эффективно сыграла на антипатриотической и антихристианской направленности довоенного сталинского режима. Отсюда — миллионы русских солдат и офицеров, сдавшихся в плен в первые месяцы войны. У Гитлера была и особая тактика отношения к религии в России. Министр оккупированных восточных территорий Розенберг сообщал, что «армия по собственной инициативе даровала свободу богослужений», а в декабре 1941-го был издан указ «О свободе Церкви». (Не следует, однако, обольщаться лояльностью гитлеровцев по отношению к религии: на следующем этапе Гитлер планировал уничтожение Православной Церкви путем расчленения ее на отдельные приходы и насаждение оккультных сект.) На первых порах гитлеровская «свобода Церкви» безусловно сработала, привлекла многих верующих. Поэтому Сталин был просто вынужден, противодействуя фашистам, создать для Русской Православной Церкви хотя бы минимальные условия выживания, отнятые его же «безбожной пятилеткой». Таким образом, назвать Сталина «возродителем» Православия и патриотизма в России можно лишь в том смысле, как разбойника, которому в последний момент показалось более выгодным не добивать свою жертву, а оставить в живых.

Однако у меня не может быть серьезных претензий к генералу Макашову. Он как носитель коммунистической идеологии вполне логичен в своих пристрастиях: «Власть должна быть такой, как она была при Сталине… Нам нужен современный вариант сталинизма в политике». Этот вопрос можно было бы оставить для внутрикоммунистического обсуждения, если бы аналогичное мнение не высказал служитель Православной Церкви. Игумен Алексий говорит генералу: «Если же попытаться определить тот политический режим, тот способ власти, который нужен нашей истерзанной «реформами» Родине, исходя из тех политических реальностей, которые сегодня существуют, то я бы назвал его «православным сталинизмом»». «Православным сталинистом» согласен назвать себя и Макашов. Тут уже все доходит до полного абсурда. Коммунист принимает «заигрывание с боженькой», а монах — режим «безбожных пятилеток». Никакой патриотизм и желание сильной власти в стране (как будто в России не было сильной правительственной власти, кроме сталинизма) не могут оправдать такое неразличение смыслов.

В журнале «Православная беседа» (1998, № 5) состоялась интересная дискуссия на тему, сходную с моей: можно ли соединять понятия «православный» и «капитализм»? Один из авторов (отец Максим Козлов) сформулировал свой тезис так: «…Мы не должны дать место соблазну (интеллектуальному или практическому) играть на чужой территории и пользоваться чужими терминами. Не социализм и капитализм, не богатство и бедность как таковые, не те или иные социально-политические и социальные институты, но душа человека, — человека, имеющего или не имеющего веру. Вот то действительное средоточие христианского социального учения» (курсив мой. — ГА). Все это в полной мере относится и к попыткам соединения Православия с любой политико-идеологической доктриной, такой, например, как коммунизм и его разновидность — сталинизм. Переходя на чужую «территорию» и чужой язык, мы должны ясно осознавать, что при этом неотвратимо покидаем «территорию» Православия и изменяем языку Христа.