Борис Лукичёв

С лета 2009 года в России создаётся институт военных священников. Правда, православные батюшки давно уже «свои» в армии, ни одна «горячая точка» не обходится без их участия. Официально незваные, но всегда желанные, в последние годы они одни из первых спешат туда, где опасно, где исполняются слова Христа о том, что «нет больше той любви, если кто положит душу свою за други своя». Спокойнее на сердце у солдата, если он уходит даже в свой последний бой с верой в душе, с верой в бессмертие и Христа, Который встретит его у порога Вечности… Быстрее заживают раны, полученные воинами, после Святых Таинств Причастия и Соборования…

Лукичёв Борис Михайлович родился в 1950 г. на Алтае. В 1972–1995 гг. служил в Вооруженных силах. Полковник запаса. В 1996–2010 гг. — работал в Администрации Президента Российской Федерации в должности советника управления Президента по внутренней политике. 2 августа 2010 г. назначен начальником Управления по работе с верующими военнослужащими Главного управления по работе с личным составом Министерства обороны РФ.

Впрочем, о том, что такое «церковное присутствие в армии», лучше расскажет кадровый военный, ныне — начальник Управления Министерства обороны по работе с верующими военнослужащими Вооружённых Сил Российской Федерации Борис Михайлович ЛУКИЧЁВ.

— Борис Михайлович, как­то немного казенно звучит это название: «Управление по работе с верующими военнослужащими». Так и возникает ассоциация о «работе с трудными подростками», например. Хотя на самом­то деле новая структура призвана удовлетворять духовные потребности верующих солдат и офицеров. Что скрывается за этой формулировкой, какая именно работа?

— Управ­ление по работе с верующими военнослужащими Вооруженных Сил Российской Федерации, которое я возглавляю, входит в состав Главного управления по работе с личным составом. Название, конечно, не отражает в полной мере тех задач, которые мы решаем и будем решать. Но мы вынуждены были его применить, чтобы преодолеть некий юридический казус. В соответствии с Конституцией Российской Федерации Церковь отделена от государства, и священнослужитель не может быть напрямую привлечён к государственной службе. Поэтому мы приглашаем священников для работы с верующими военнослужащими, рассматривая её как часть общей воспитательной работы. Договор заключается со священнослужителем как с помощником командира по этой работе. С другой стороны, мы не можем игнорировать конституционное право священнослужителя осуществлять богослужебную деятельность и право военнослужащего быть верующим. Так что, являясь участником воспитательной работы с военнослужащими, священник остаётся священником, и руководство воинских частей обязано создавать условия для его деятельности как священника, а также для того, чтобы верующие солдаты и офицеры исключительно добровольно могли участвовать в богослужении.

Из зарубежного опыта

Впервые институт военных священников появился в Великобритании в XIII веке. Военный священник (капеллан), помимо прямых обязанностей, часто исполнял роль врача. Сейчас основная их обязанность — отправление религиозного культа для военнослужащих в частях и госпиталях. По Женевской конвенции 1949 года о защите гражданского населения во время войны капелланы отнесены к разряду некомбатантов (персонал, не участвующий в боевых действиях). Британский департамент капелланов Королевских вооруженных сил существует с 1796 года. В его штате более 400 священников, состоящих на действительной военной службе. Однако у них своя система воинских званий, и они подчиняются непосредственно Церкви. В штат департамента принимаются лишь христианские и иудейские священнослужители, служители других культов привлекаются командованием частей по необходимости. В США служба военных капелланов появилась в 1775 году. Священники несут службу на общих основаниях, подчиняются своим непосредственным командирам, и им присваиваются такие же звания, как и остальным военнослужащим. В американской армии более 3 тыс. священников, представляющих более 120 конфессий. Капелланы обязаны отправлять культ не только для представителей своей конфессии, но и вообще для всех военнослужащих части. Военно-церковная служба бундесвера, созданная в 1957 году, финансируется из бюджета минобороны. В ее штат входят 300 католических и лютеранских священников. Они не являются военнослужащими и подчиняются военному епископу, назначенному бундестагом по представлению минобороны. Военный раввинат Израиля создан в 1948 году, одновременно с образованием Армии обороны Израиля. Он не подчиняется гражданскому раввинату и входит в структуру генштаба. Военные раввины проходят обычную военную подготовку и получают офицерское звание. В ходе боевых действий из резервистов формируются роты военного раввината, задачей которых является поиск и погребение погибших военнослужащих в соотвестствиями с правилами иудаизма. По данным социологических опросов, более 70% военнослужащих армии и флота называют себя верующими, из них около 80% исповедают Православие, около 13%– ислам и около 3% относят себя к буддистам. Адепты иных религий составляют 4%.

— Воссоздание института военного и флотского духовенства предполагает наличие воинских храмов. Как с этим дело обстоит, многие ли воинские части могут «похвастать» собственными храмами?

— Что касается воинских храмов, то, может быть, это одна из существенных причин, почему сегодня армия вплотную занялась вопросом учреждения института военных священников. Ведь последние полтора десятка лет на территории воинских частей и военных гарнизонов сами военнослужащие, офицеры без всяких команд и указаний сверху и без «казённого» финансирования строили храмы и часовни. Это было желание людей, порыв их души. Такие храмы возникли в штабах, войсковых частях, госпиталях, во многих военных училищах; есть храм в штабе ракетных войск стратегического назначения. Погибли моряки на подводной лодке «Курск» — в память о них в Видяево, в том месте, откуда уходила подлодка, поставили часовню.

У меня на столе лежит толстая папка документов. В них указано, где, какие храмы были построены. 208 храмов и часовен! Есть среди них и приспособленные помещения, и отдельно стоящие здания. За каждым из этих храмов Русская Православная Церковь закрепила священника, и вот эти батюшки, пока что на добровольной основе по благословению своего епархиального архиерея осуществляют там богослужебную деятельность.

Иногда раздаются голоса, что, мол, некоторые из этих храмов армия сегодня хочет закрыть, но смотреть на эту проблему надо в иной плоскости. Армия меняет свою конфигурацию, некоторые гарнизоны могут быть упразднены. А если там храм, и место это отдалённое, где­нибудь в тайге? Вот и встал вопрос о том, чтобы всё это упорядочить. Там, где будут большие гарнизоны, Министерство обороны даже готово оказать помощь в строительстве и благоукрашении храмов. А судьбу оставшихся в безлюдных местах храмов надо будет в каждом случае решать индивидуально.

— Вопрос практический. Мы знаем, что приходские священники кормятся со своих приходов. А какой приход у военного священника? Кто будет обеспечивать благосостояние его семьи, берет ли армия такого священника на своё довольствие?

— Когда священнослужитель пройдет все этапы назначения на должность, получит одобрение министра обороны, а именно на таком уровне решается вопрос, он заключает договор с командиром того соединения или учебного заведения, куда определён, и этот договор подразумевает денежное содержание. Оно состоит из оклада — 10 тысяч рублей, плюс 100 процентов за сложность прохождения службы, плюс районный коэффициент, плюс надбавка за выслугу лет и премиальные, итого в среднем примерно от 25 тысяч рублей в месяц, а где­то и побольше. Повторяю, это денежное содержание священника в армии как помощника командира. Но в то же время он может совершать требы в гарнизоне и за его пределами, окормлять других людей.

Например, в Ростове­на­Дону во­инский храм при военном училище построен так, что у него два входа: со стороны училища и со стороны города. И батюшка открыт и доступен для всех прихожан, и военных, и гражданских.

В идеале хотелось бы, чтобы и семьи офицеров участвовали в богослужении, воцерковлялись. Солдат в армии только 12 месяцев, а офицер — всю жизнь, и ему не меньше, если не больше, нужна духовная опора. И ему, и его семье, его детям. Да и с генералами надо работать, чего уж греха таить! Так что у священника в армии очень широкое поле деятельности.

— Суворов говорил: неверующе­го солдата учить, всё равно что ржавое железо точить. Тем не менее, наши отцы и деды одержали Победу в Великой Отечественной войне, хотя уже не было воинских священников, храмы разрушались, вера преследовалась. Но, видимо, силён ещё был в народе дух, который веками взращивался Православием, дух жертвенности. А каков сегодня дух современного солдата, офицера? Вы — кадровый военный, как Вы оцениваете морально­нравственное состояние нашей армии?

— Прежде всего я хочу сказать, что те страхи, которые порой нагнетаются в обществе, — о том, что армия развалилась, что нет уже людей, готовых защищать Родину, — сильно преувеличены. Это, скорее, результат деятельности недобросовестных средств массовой информации, раздувающих в основном негативные случаи. На самом деле, как и в священстве, так и в армейской среде есть люди призванные — к военному делу, к служению Родине. Так уж устроен военный человек: он хочет служить в армии, и это составляет его гордость, смысл его жизни. И таких людей в армии много! В нашей армии сегодня, в частности, серьёзные стратегические силы: ракетные войска, дальняя авиация, океанский флот, где служат люди, прекрасно понимающие свой долг защиты Оте­чества.

Я убеждён, что глубинная, корневая мотивация военной службы имеет существенную религиозную составляющую, духовна по своей сути. Вера вообще присуща душе человека. Как говорил Тертуллиан, душа человеческая по природе своей христианка. И даже в годы безвременья, когда веру пытались в народе задавить, когда велась атеистическая пропаганда, в глубинах народной души вера жила. Как говорил один Владыка, Гагарин, когда в космос полетел, там Бога не увидел, но Господь его призрел. Ведь с точки зрения современного обеспечения безопасности полёта шансов на успех у него было — 50 на 50…

В армии, в моменты опасности, в горячих точках, когда вокруг всё свистит, гремит, взрывается, все становятся верующими, сама собой просится молитва: «Господи, помилуй!»

— И в таких местах особенно нужны священники…

— Практически во всех горячих точках наши батюшки были рядом с бойцами. В Чечне, Косове, Боснии… Везде, куда приходили наши войска, их сопровождали православные священники — причем всегда добровольно, не получая за это никакого материального поощрения. Это была добрая воля Церкви и добрая воля тех людей, которые ехали «на линию фронта», рискуя своей жизнью. Как правило, это были священники из бывших военнослужащих, которые прекрасно понимали, как важно людям получить духовное утешение и поддержку, когда их жизнь в опасности.

— Какими талантами должен обладать военный священник? И достаточно ли сегодня в Русской Православной Церкви «кадров» для армии?

— Очень важный вопрос! Его Святейшество Святейший Патриарх Кирилл, проводя зимой Архиерейский Собор, обратил на него особое внимание епархиальных архиереев, церковного сообщества, подчеркнув, что вопрос этот очень важный и его надо решать. Особенно сейчас, в самом начале этой работы, надо очень аккуратно подбирать кадры, чтобы не опорочить идею. Конечно, если священник призван к служению Господом, он и в армии будет прежде всего священником, но он должен всё же понимать особенности армейской обстановки, военной службы. Если он бывший военный, это огромный плюс. Но всё­таки главное, я убежден, — это его пастырский духовный опыт и человеческие качества.

— Наш журнал православный, поэтому прежде всего мы говорим о православных священниках в армии. Но, наверное, ваше Управление предполагает работу с верующими военнослужащими и других вероисповеданий?

— Совершенно верно. Например, на Северном Кавказе есть воинские части, где 20, 30, а в некоторых и более 50 процентов этнических мусульман. Это их вера, вера граждан России, и мы обязаны её уважать. Значит, для таких военнослужащих нужен имам. И наша забота, чтобы это был грамотный служитель веры, любящий свою Родину, а не какой­то экстремист. И вот, на Северном Кавказе, в Южном военном округе, уже принят на работу в окружное звено военного управления имам Синдикаев Эльдар Карабулаевич, умный, высоко образованный человек. Мы очень рассчитываем также, что и в местах компактного проживания и службы буддистов в Забайкалье и других регионах у нас будет такая же поддержка со стороны буддистской традиционной сангхи России. Уже налажены добрые взаимоотношения с её руководством.

— Борис Михайлович, расскажите о себе, о своем служебном и духовном пути.

— Я родился на Алтае в 1950 году. Окончил Политехнический институт, в котором была танковая военная кафедра, и сразу же был призван в армию офицером. Служил в Группе советских войск в Германии и так и пошёл с той поры по военной стезе. Был офицером-­политработником. Но крещён был при рождении, в Бийске, в храме Успения Божией Матери, — в то время это было не ординарным решением. Мама с детства воспитывала меня в христианском духе. От неё остались старые иконы, семейные реликвии, они сейчас в моём домашнем иконостасе.

Христианские традиции нисколько не мешали мне в работе, напротив. Господь всегда укреплял, вразумлял. Я не афишировал свои убеждения, они просто в жизни проявлялись. Не курил, не ругался, был самим собой; и при этом довольно успешно продвигался по службе. Был начальником военно­политического отдела дивизии на Сахалине, долгое время служил в Средней Азии, в сложных местах. У меня трое детей, четверо внуков. На каком­то этапе — во время службы в горячих точках вера, которая всегда жила в душе, стала более живой; к ней добавилась и литургическая, церковная жизнь.

Именно после того, как сам я побывал в горячих точках, во мне окрепло убеждение, что армия должна быть с Церковью.

Тогда как раз стали упразднять политорганы. К военному руководству страны зачастили заокеанские гости, предлагали: давайте поможем вам организовать службу военных капелланов! Дадим инструкции, инструкторов и даже средства… Но, слава Богу, нашлись тогда в Министерстве обороны умные люди, которые понимали: зачем нам чужой опыт, у нас есть свои традиции. Ещё тогда, в начале девяностых годов, я пытался начинать в армии эту работу, будучи в центральном аппарате начальником отделения по взаимодействию с религиозными объединениями. Провели осенью 1994 года первую конференцию «Армия и Церковь»; нынешний Патриарх Кирилл, в то время митрополит Смоленский и Калининградский, был её сопредседателем. Тогда и получил я его первое благословение на эту деятельность, с той поры в той или иной степени этим и занимаюсь. Но Министерство обороны в ту пору оказалось к этой работе не готово. Я уволился из армии и был приглашён в Администрацию Президента, где на протяжении 14 лет был причастен к формированию новых государственно­церковных отношений, установлению взаимодействия между Администрацией Президента и Патриархией. Считаю, что нынешняя моя работы — это воля Божия. Может быть, вся моя предыдущая жизнь была к ней подготовкой. Хотя искушения были сильные. Но Святейший Патриарх благословил. Сказал: дерзайте, мы помолимся…

Я убеждён, что неверующих людей вообще нет, просто многие ещё своей веры не понимают или не слышат — скатываются в суеверие, в язычество, верят в «летающие тарелки», в значимость для своей судьбы расположения звёзд на небе. Но духовная жизнь есть у каждого человека. И армейская служба, как никакая другая, подвигает человека обратиться к вере.

В прошлом году в армии среди солдат срочной службы проводили социологический опрос, и впервые на вопрос о том, к кому прежде всего они обратились бы в трудной ситуации, 5 процентов опрошенных назвали военного священника.

— Значит, сегодня молодые люди могут не бояться идти в армию?

— Сама постановка вопроса — «бояться служить в армии» — совершенно неправильная! Молодой человек должен хотеть служить в армии, понимать, что это — не только его святой долг, но и его преимущество. Обязанность мужчины — пройти воинскую службу, он совсем по­другому, по­настоящему почувствует жизнь…

Объективно внешняя среда, особенно зарубежная, заинтересована в том, чтобы наша армия ослабевала. И я убежден, что в некоторой части общественного сознания искусственно подогреваются негативные настроения по поводу армии. А армия наша занимается боевой подготовкой, несёт боевое дежурство, готовит молодых офицеров, учит молодое поколение Родину защищать. Армия жива. Она реформируется, возникают другие уровни управления, отвечающие современным задачам. И в этот процесс формирования нового облика армии гармонично встраивается возрождение российского института военного и флотского духовенства.

— Что ж, дай Бог удачи Вам и Вашим сотрудникам в этом благом деле…

Беседовала Татьяна ОГНЕВА