Юрий Воробьевский

С русским языком происходит примерно то же, что с населением. Население России более чем вдвое меньше того, каким должно было стать к концу ХХ века по демографическим подсчётам его начала. И дело не только в убыли населения, но и в недороде. Шестьдесят или семьдесят миллионов погибли в результате исторических экспериментов и катастроф, но ещё больше тех, что могли, демографически должны были родиться — и не родились: не приняла их социальная среда из тех генетических глубин, откуда они рвались к рождению. Вот так и в русском языке: мало того что убыль, но ещё и недород.

Институт лингвистики в Тарту (бывшая Академия языковедения СССР) объявил, что русский язык в течение ближайшего времени может быть исключён из списка мировых языков мира! Мониторинг, ежегодно проводимый сотрудниками института, показал, что русский язык перестал соответствовать минимальным требованиям о самоидентичности, богатстве словарного запаса и сфере применения. Если картина не изменится, то русский будет объявлен мёртвым языком, со всеми вытекающими из этого последствиями: закрытие курсов русского языка в Европе, исключение его из официальных языков организаций мира (ООН, ЮНЕСКО) и запрет на его употребление в посольствах для общения с гражданами РФ!

«Нужно сказать, — пишет исследователь Е. В. Семёнова, — что Институт лингвистики в течение последних пяти лет ежегодно предупреждал власти РФ о высокой вероятности развития событий по этому сценарию, но все его обращения остались без ответа. По классификации ЮНЕСКО, существует несколько стадий отмирания языка, и русский полностью соответствует самой тяжёлой из них: он превратился в контекстно-ситуативный набор грамматических форм».

Почти заканчивается словообразование на основе родных корней. Чем одарило нас послеперестроечное время? Словарь беден: «отморозок», «беспредел», «разборка», «наезжать», «париться»… Эти слова «наехали» на русский язык, вырвавшись из зоны. Но почему же не творит творческая интеллигенция? Всем своим «ноосферным разумом» породила едва ли не единственное слово — «совок».

Новые термины и понятия являются заимствованными. Пришедшие извне, они вытесняют родные аналоги. Из двух синонимов выживает чужестранный.

Учёные говорят о «языке рабов», достаточном для понимания указаний хозяина, но абсолютно бесполезном для общения на отвлечённые темы. Нарождается «руслиш» («рус-ский инг-лиш»), который может стать одной из провинциальных версий английского, с малым вкраплением туземных словечек вроде «toska» и «bespredel».

«Словари иностранных слов, — пишет Эпштейн, — скоро почти сравняются в объёме с толковыми словарями русского языка. Тогда и возникнет вопрос, какой алфавит более естествен для языка, в котором подавляющее большинство слов живут, растут, раскрывают свой корневой смысл именно на латинице.

Приведу в пример недавно прочитанную где-то фразу. Судите сами, как она лучше читается:

бодибилдинг — бизнес не эксклюзивно для стрэйт мен;

bodybuilding — business ne exclusively dlia straight men.

При всей любви к русскому языку, надо признать, что на латинице эта фраза выглядит понятнее, чем на кириллице.

Так что дело не столько в алфавите, сколько в лексическом составе того языка, для которого выбирается алфавит. Русскому языку нужно расти из своих собственных корней, чтобы оправдать кириллицу, заслужить её, как самый ясный и достойный способ представления своей лексики».

Впрочем, кто-то может назвать широту заимствований проявлением «свободы». Но тут уместно вспомнить, что доброй памяти адмирал Шишков писал: «Наши слова свобода, освободить в просторечии произносятся правильнее: слабода, ослабодить, поскольку происходят от понятия о слабости, ибо чем что-либо слабее держимо, тем более имеет свободы.

Слабость верёвки даёт свободу привязанному на ней зверю; слабость смотрения за детьми даёт им свободу баловаться: итак, слабость и свобода суть смежные понятия. Так из слабоды сделалась свобода…». Слабость духовная и государственная — вот что даёт свободу атакам на наш язык. Это свобода работать под напряжением. А что касается буйков, то в смысле заимствований русский язык давно уже «заплыл» дальше положенного.

Так что же: весь русский народ-язык вступил в период дожития?! Но он же «великий и могучий»! Неужели, как былинный Святогор, тихо сойдёт он в каменный гроб? Неужели пойдёт в мир иной по следам имперской латыни?

В своё время Данте перешёл от литературной латыни к живому, хотя и «вульгарному» итальянскому и стал одним из основоположников новоевропейских литератур. Так что если «руслиш» начнёт эстетизироваться, даст дополнительную возможность многозначной игры со словами других языков, то через некоторое время Гоголя в подлиннике смогут читать только специалисты, да и то держа в рука словарь забытых архаизмов… «Птица-тройка…» Какая ещё там «тройка»?

По следам латыни?

Мёртвый язык. Мёртвый народ. И тюркоязычные песни на русской равнине. Кирдык! Впрочем, попробуем успокоиться. Надо понять, что происходит.

Да, русский — единственный из 10–12 ведущих мировых языков, который на протяжении последних двадцати лет неуклонно утрачивает свои позиции, причём не только во всех регионах мира, но даже в России.

Русский изгоняется из бывших «братских» республик, в том числе и с Украины. К этому все уже притерпелись. Мало кому известно, однако, что в самой Российской Федерации примерно половина территории находится, по сути, вне зоны действия русского языка! Как такое может быть?! Как это произошло? Об этом мы ещё поговорим… Однако такие потери территорий! Такие людские потери! Они вызывают ассоциацию однозначную: идёт война. Против русского языка по всем фронтам ведётся скоординированная лингвистическая война. Кто же виноват в её развязывании? Это естественный вопрос, который возникает у русского человека.

«Наше представление о войне в корне отличается от понятия войны в других языках. По-английски слово война (war) происходит от глагола ware, что значит «торговать», и английские войны велись и ведутся ради торговли и барышей; это война ради прибыли. По-немецки слово война (der Kreig) происходит от глагола kriegen, означающего «добывать, захватывать». Германские народы воевали ради захвата чужих территорий. А что значит война по-русски?

Слово война имеет тот же корень, что и слово вина. По-русски для того, чтобы вести войну, нужно понять, кто виноват в развязывании войны. Нужно найти виновного».

Существует федеральный закон «О языках народов Российской Федерации». В нём вполне миролюбиво сказано, что русский по-прежнему занимает одно из центральных мест среди языков народов России. И это вызывает недоумение. Русский язык не «один из». Он единственный из языков Российской Федерации имеет статус мирового и соответствует следующим признакам.

Запас слов. Во всех мировых языках суммарное количество слов составляет несколько миллионов. Трудно сказать, сколько слов в русском языке. Но некоторые считают, что по этому показателю он занимает первое место в мире.

Им возражают. «Во всех словарях русского языка советской эпохи, изданных на протяжении 70 лет, в общей сложности приводится около 125 тысяч слов. Это очень мало для развитого языка с великим литературным прошлым и, надо надеяться, большим будущим. Для сравнения: в словаре Владимира Даля — 200 тыс. слов. В современном английском — примерно 750 тысяч слов: в третьем издании Вебстеровского (1961) — 450 тыс., в полном Оксфордском (1992) — 500 тыс., причём более половины слов в этих словарях не совпадает. В современном немецком языке, по разным подсчётам, от 185 до 300 тысяч слов». В чём же причина таких противоречивых оценок? Попробуем разобраться.

Миллионное слово. Отступление

Цитируем интересное сообщение прессы. Английский стал первым языком, в котором словарный запас перешагнул миллионный рубеж, заявила американская группа исследователей The Global Language Monitor. Ни один существующий ныне язык не обладает таким объёмным словарным запасом, как английский. Словарь его пополнялся 1,5 тысячи лет. И вот теперь порядковый номер, равный миллиону, получило слово «Web 2.0».

Но прежде чем слово нового поколения признали, оно должно было появиться в текстах 25 тысяч раз (только в этом случае какое-либо обозначение имеет право на статус слова). The Global Language Monitor, следящая за употреблением новых терминов пользователями Интернета, подтвердила, что слово встречается в поисковых запросах более 25 тысяч раз и за последние полгода стало общеупотребимым. Этот факт был зафиксирован 10 июня 2009 года.

«Глобал лэнгвидж монитор» базируется в Калифорнии и имеет «наблюдателей» едва ли не во всех точках мира. Они внимательно следят за появлением любых неологизмов, направляя свежие данные в центральный офис службы. По их подсчётам, количество слов в современном английском языке увеличилось за последнюю тысячу лет примерно в 20 раз. Ожидалось, что словарный запас перевалит за миллион ещё в 2006 году (тогда активно пополняющийся английский словарь насчитывал 986 тыс. 120 слов). Но случилось это лишь три года спустя.

Предполагалось, что слово придёт из гибридов английского языка: чайнглиша, хинглиша или спанглиша, хотя не исключалась возможность проникновения слова из молодёжной субкультуры или веб-сленга, что и произошло. Не могу не съязвить: этим успехам могла бы позавидовать цивилизация киборгов.

В ходе мониторинга неологизмов было обращено особое внимание на слова «снэпарацци» (люди, использующие мобильный телефон со встроенной фотокамерой для съёмки знаменитостей), «подкаст» (цифровая запись радио и иных программ, которую можно скачать из Интернета для последующего прослушивания) и «мисандерэстимейт», как Дж. Буш после трагических событий в сентябре 2001 года назвал вопиющую недооценку угрозы и возможностей международного терроризма. А из Китая пришло слово «дринкти», что означает перерыв на чаепитие в мелкой торговой лавке.

Конечно, не все неологизмы в итоге попадают в Оксфордский словарь, но многие из них уверенно входят в повседневный речевой обиход. Английский язык превратился в универсальное средство межэтнического общения во многих сферах деятельности. В этом смысле он давно выполняет функцию, которую некогда хотели возложить на подзабытый ныне эсперанто. А поскольку «инглиш» весьма распространён, он более других языков открыт всё новым и новым заимствованиям.

Для того чтобы понять, что такое миллион слов, достаточно привести некоторые научно подтверждённые данные. Например, взрослый носитель английского языка в зависимости от уровня образования употребляет в своей речи от 10 до 50 тыс. лексем. Среднестатистический англичанин, американец, канадец и т. д. знает значение около 75 тыс. слов, но далеко не все активно использует. Наконец, в словаре младенца в возрасте от полутора до двух лет — не более пяти десятков речевых единиц.

Итак, лелеющие своё мировое лидерство англосаксы утверждают, что английский стал первым языком-миллионером. Однако в этом можно усомниться. Один из наиболее авторитетных в мире специалистов по английской филологии, британский академик Дэвид Кристал, убеждён, что «инвентаризация» лексикона — вообще бессмысленная затея. Считать ли, скажем, словами аббревиатуры наподобие CNN или IBM? Могут ли считаться разными словами английский и американский орфографические варианты написания слова «цвет» («color» и «colour»)? Нужно ли включать в общую статистику научные термины, для классификации которых применяется латынь? Кроме того, ставится под сомнение, можно ли назвать «словом» обозначение, содержащее цифры (Web 2.0)? Скорее всего, это словосочетание. По оценке Кристала, английский лексикон увеличивается медленнее, чем полагает The Global Language Monitor, — приблизительно на тысячу новых слов в год.

Впрочем, о лексикографических приписках говорят и в отношении русского языка. «…Следует признать, — пишет М. Эпштейн, — что в словарях русского языка огромное число «дутых» единиц — суффиксальных образований скорее словоизменительного, чем словообразовательного порядка. Как ни горько в этом признаться, представление о лексическом богатстве русского языка во многом основано на уменьшительных суффиксах, которые утраивают, а часто даже и упятеряют количество существительных, официально числимых в словарях. К примеру, в Большом академическом (семнадцатитомном) словаре слово «сирота» считается пять раз: «сирота», «сиротка», «сиротина», «сиротинка», «сиротинушка» <…>

Заметим, что Владимир Даль, при всей своей неуёмной собирательской жадности к русскому слову, не включал в свой словарь уменьшительные и увеличительные формы как самостоятельные лексические единицы, иначе пришлось бы считать, что в его словаре не 200 тыс., а более 600 тыс. слов. «Увеличительные и уменьшительные, которыми бесконечно обилен язык наш до того, что они есть не только у прилагательных и наречий, но даже у глаголов (не надо плаканьки; спатоньки, питочки хочешь?), также причастия страд., не ставлю я отдельно без особых причин…»» Не знаю. Если мы всё ещё остаёмся людьми, то мне милее «неучтённая» сиротинушка, чем «web 2.0». Кстати, патриотам английского языка, которые так гордятся миллионным словом, я посоветую и другие неологизмы: «web 3.0, web 4.0». Можно предложить ещё оригинальное слово «web 2.1».

Справедливости ради надо сказать: русскому слову «исследовать» соответствуют по крайней мере четыре английских аналога (investigate, examine, research, explore). «Допрос природы под пыткой» англосаксы проводят не в пример нам активнее. Хорошее сравнение: подошёл русский человек к какому-то предмету материального мира, приложил тыльную сторону ладони, попробовал: не жжётся? И пошёл дальше. Англичанин же ощупает предмет словами, словно кончиками всех пальцев: как бы эту вещь можно к бизнесу приложить?

Зато этот мистер не уловит наших тонкостей. «Грозный», например, отнюдь не «terrible» (ужасный). И не поймёт, почему так называли нашего царя. Значение слова «целомудрие» ему также не объяснишь. О непостижимости нерусями нашего богатства ещё Шишков писал: «Богатство языка нашего, происходящее от сложения предлогов с именами и глаголами, им почти совсем неизвестно. Они могут сказать, например, пою (Je chante), но не могут сказать ни попеваю, ни распеваю…

Уменьшительных: колечко, ручка, сердечко, сердечушко, малёшенько, ранёшенько; увеличительных: столище, домище, ручища; показующих степень качества: беловат, кругловат; усечённых: беленек, кругленек, великонек — у них или очень мало, или совсем не имеют».

Всё же согласитесь: разница между словами «сирота» и «сиротинка» бульшая, чем между «web 2» и «web 3».

Лично меня все эти секвестры, гаджеты и айфоны — «достали». Если часто произносить такие слова, кажется, что лягушку съел. Помните гоголевского Ноздрёва? Мне, говорит, лягушку хоть сахаром обсыпь, я её есть не буду… Да хоть какой сахарной пудрой языковой моды обсыпь слово «примордиальный», лучше я скажу «первоначальный»… Есть, конечно, слова, которые непереводимы. Но даже опыт футбола показал, что чаще всего найти замену чужесловию можно. Ещё в пятидесятые годы радиокомментаторы взволновано говорили: «Корнер у ворот ЦДКА!». И вот «корнер» вполне спокойно заменили на угловой, пенальти — на одиннадцатиметровый, офсайд — на «вне игры»…

Но вернёмся к признакам мировых языков. Они имеют развитую систему полифункциональных стилей, включающую, помимо разговорно-обиходного стиля, официально-деловой (канцелярский, дипломатический, юридический — со своей терминологией, речевыми клише, грамматическими формами), публицистический (язык СМИ, теле-/¬радиовещания), научный (с терминологией и понятийным аппаратом для круга гуманитарных, естественных и точных дисциплин).

Важным условием является существование письменности не менее тысячи лет.

Ещё фактор — распространённость в мире. Кроме народа — носителя языка, для которого он родной, на этом языке должны говорить многие другие народы. Другими словами, мировые языки — это языки бывших империй. К их числу относятся испанский, французский, русский, английский, китайский, индийский, арабский.

В качестве мирового русский язык способен выполнять функции государственного несравненно полнее, чем любой другой язык России. Он обслуживает сферу науки, образования, закона, идеологии и морали.

Главное преимущество русского заключается в том, что он позволяет оперировать абстрактными категориями бытия: «действие» (глаголы), «качество» (имена прилагательные), «условие» (наречия), «материя» (имена существительные), «сущность» (абстрактные понятия), «количество» (имена числительные). На этом принципе построен словарь Даля, в котором каждое слово образует целую гроздь разных смысловых категорий. Богатейший словарный потенциал и гибкая грамматическая система позволяют выражать тончайшие оттенки смысла и адекватно передавать информацию предельной степени сложности. В других национальных языках России эта функция развита слабо и не так системно.

Самый большой процент научных открытий и созданий инженерной мысли в XX веке был сделан на русском и английском языках. Только они конкурировали друг с другом в области военных технологий и в фундаментальной науке. Именно поэтому и вторая функция государственного языка — обслуживать сферу образования — также может быть выполнена на русском гораздо качественнее, особенно в Высшей школе. Язык, в котором не успела сложиться развёрнутая и стандартизированная научная терминология, на котором не издан необходимый объём научной и учебной литературы, не может эффективно использоваться для обучения.

Забавный и одновременно печальный пример из истории. Профессор С. П. Тимошенко, который в 1918 году оказался в Киеве и был близок к созданной «Украинской академии наук» свидетельствовал: «По статуту научные труды этой академии должны были печататься на украинском языке. Но на этом языке не существует ни науки, ни научной терминологии. Чтобы помочь делу, при академии была создана терминологическая комиссия и были выписаны из Галиции специалисты украинского языка, которые и занялись изготовлением научной терминологии. Брались термины из любого языка, кроме родственного русского, имевшего значительную научную литературу».

Наш язык отступает

Когда в 1958 году в СССР родителям было разрешено выбирать язык преподавания для своих детей, по всей стране количество национальных школ резко уменьшилось! Во второй половине 80-х годов прошлого века лишь 9% нерусского населения РСФСР обучалось в национальной школе, и престиж такого обучения постоянно снижался. В последние годы существования СССР на русском языке говорило более 300 млн человек, и он прочно занимал второе место в мире по распространённости.

После распада СССР около половины бывших граждан Советского Союза оказались за границами Российской Федерации, и правительством РФ не было предпринято необходимых мер, чтобы их потомки овладели русским.

Проблема! Она решена в Белоруссии, где русский язык наравне с белорусским имеет статус государственного. В Казахстане он может официально употребляться наравне с казахским в государственных организациях и органах самоуправления. Однако в других республиках всё обстоит иначе.

В 2013 году в Киргизии русский язык утратил статус официального. В Молдавии ведётся затяжная дискуссия о придании русскому языку статуса государственного в законодательном порядке. В Таджикистане русский язык имеет статус языка межнационального общения. В Азербайджане его статус законодательно не регулируется. В Армении, Грузии и Узбекистане русскому отводится роль языка национального меньшинства. Закон о государственном языке Латвии исключает использование других, кроме латышского, языков практически во всех сферах жизни государства и общества. Закон Литовской Республики о государственном языке установил правила употребления литовского языка как единственного государственного. Русский язык не используется в государственных структурах. За несоблюдение закона применяются административные взыскания. В Эстонии закон о государственном языке также исключает применение русского. Он является иностранным и одним из языков национальных меньшинств.

Наконец, на Украине статус государственного языка конституционно закреплён только за украинским. Уже заметно, что это ведёт к деградации населения. Нечто подобное произошло в некоторых среднеазиатских республиках. Политическая элита там учит своих детей английскому. Она, считая, что вошла в мировую систему, нашла себе нового патрона, закрыла за собой языковую дверь в будущее. «Простой народ» при этом отлучается не только от культурных знаний, собранных на русском языке, но и от знаний технических.

Да, культурное падение уже происходит. А ведь деградация народа и его языка связана обычно с периодом оккупации…

Выдавливание русского языка из бывших братских республик — факт почти свершившийся. Но отступление идёт и на территории Российской Федерации. И всё по закону! Всё с заботой о многонациональности нашего мононационального (по стандартам ООН и ЮНЕСКО) государства! В последнее время приняты республиканские законы, главный акцент в которых сделан на сохранение и развитие языка той или иной титульной национальности. И вот что получается. Представьте себе татарина, родившегося в Калмыкии. Он хочет изучать свой родной язык, он должен изучать титульный язык республики, ему нужен английский и русский язык… Количество часов, отводимых на изучение русского в средней школе, не может не быть минимальным при подобной языковой ситуации. Это значит, доступ ко всем богатствам мировой культуры, возможный для нашего гипотетического татарина через «великая и могучая русская языка» (не через башкирский же!), утрачена. Резко снижается число выпускников средних школ, способных обучаться на русском языке в престижных вузах (аэрокосмические, физико-математические, инженерные и другие факультеты)!

Не так давно доктора педагогических наук, архимандрита Георгия (Шестуна) попросили прочесть лекцию на тему «Гармония межнациональных отношений». Если уж говорить о таком музыкальном понятии, как гармония, — сказал батюшка, — для начала надо понимать, что является мелодией. Мелодия в нашей стране — русская цивилизация. Лишь с помощью её инструментов — и в первую очередь русского языка — каждый может не только приобщиться к мировой культуре, но и «пропеть» своё родное, национальное, всему миру… Само устроение русского слова «язык» — я-зык, то есть идущий через меня голос (зык — зычный), — говорит о возможности именно через него поведать нечто миру».

Во время выступления отца Георгия головы в бараньих шапках, тюбетейках и т. п. в ответ кивали. Вроде соглашались.

Пётр Струве в своё время писал о том же: «Гегемония русской культуры в России есть плод всего исторического развития нашей страны и факт совершенно естественный. Работа по её разрушению, постановка в один ряд с ней других как равноценных представляется колоссальной растратой исторической энергии населения, которая могла бы пойти на дальнейший рост культуры».

Всё это грустно. Но, честно говоря, меня больше волнует языковое положение русских детей: ведь именно русский народ (владеющий родным языком) является государствообразующим. Игры в «национальные» республики, где зачастую большинство населения является русским и которые при большевиках пришли на смену «безнациональным» губерниям, дорого нам обходятся…

Учёные говорят о «языке рабов», достаточном для понимания указаний хозяина, но абсолютно бесполезном для общения на отвлечённые темы. Нарождается «руслиш» («рус-ский инг-лиш»), который может стать одной из провинциальных версий английского, с малым вкраплением туземных словечек вроде «toska» и «bespredel».