Галина Иванкина

…Пятнадцатилетняя школьница устраивает истерику своим родителям: ей срочно понадобилась новая версия модного гаджета. «С таким барахлом, как у меня, ходят одни только нищие!» — надрывно кричит девочка, причём с таким расчётом, чтобы её слышали соседи по дачному участку. И ладно, если бы так себя вели исключительно избалованные детки, постоянно сверяющие свой личный стиль с публикациями «глянцевой» прессы и фэшн-блогов. Всё то же самое творится в головах великовозрастных, даже престарелых мужчин и женщин.

Да, они не воют и не катаются по полу при возникновении очередного тренда, а берут кредит, затягивают потуже пояса (благо, в моде стройность) и — устраиваются на вторую работу. Общество потребления — хитрющая модель. Нам нужен не элементарный мобильник для звонков и эсэмэсок, а именно штучка последнего поколения. Нам нравится не просто модная и красивая юбка, а непременно из новой коллекции и определённой марки. Если нет возможности купить «фирменную» вещь, то надо хотя бы прикоснуться к легенде. На вещевых рынках продаётся любая сумочка с надписью Louis Vuitton — всего за пару тысяч. Рублей, а не евро. Правда, она будет кривоватой, из дерматина и с ужасной подкладкой. Но со знаком Louis Vuitton. Эпидемия подделок, порождённая страстью к лейблам! Для каждой категории потребителей существуют свои бренды, свои марки. Нет возможности купить платье от Chanel, а подделка оскорбляет душу? И не надо — есть масса привлекательных и остромодных моделей в дешёвых, но красиво и стильно обставленных магазинах. 

Родственники моей подруги примерно раз в три года делают ремонт. Они полагают, что «жить в старье — это не уважать себя», поэтому всё их существование оказалось подчинено лихорадочному поиску новейших унитазов, суперсовременных смесителей, паркетов, штор, диванов, пуфиков… При этом люди влезают в долги, подолгу живут вне дома, терпят значительные неудобства. Но стоит им увидеть новенький номер журнала, посвящённого дизайну интерьеров, как глаза жадно загораются и хочется опять всё сменить, обновить, перекрасить, а более всего — выбросить опостылевшее «старьё». Что ж, это очень современно. Фавориты сезона успевают устаревать задолго до того, как вещь приедается, надоедает самому хозяину. Человеку в современной системе становится нужно много лишнего. Точнее, мы уже не воспринимаем это как лишнее. Оно считывается как насущная потребность. Общество потребления работает вовсе не по той классической схеме капитализма, к которой мы привыкли, изучая экономику: «Спрос рождает предложение». Ничего подобного. Массированное, местами вкрадчивое, но чаще — агрессивное предложение порождает ответный спрос. Человек постоянно пребывает в нервном напряжении, боясь отстать от тенденций. А они меняются очень быстро.

Те же роскошные журналы по интерьерному дизайну, собственно, издаются для того, чтобы человеку хотелось переделать своё жилище в модерновом стиле, согласно последним концепциям. Нас окружает умная реклама очередного мобильника или, скажем, новой коллекции туфель. Основа — инстинкт, стадное чувство, желание быть как минимум не хуже. У друга Васи планшет — и у меня планшет, хотя ни я, ни Васька им не умеем толково пользоваться! У Светланы сумочка Furla — и у меня сумочка Furla; у неё подделка — и у меня подделка. Но мы никому не скажем, а на вид и особенно издалека — никакой разницы. Самопрезентация в нашем мире — это важнейшее из искусств. Ты — это то, что можешь приобрести и показать. Общество потребления требует от человека не просто работы на благо общества и уж тем паче не воплощения детской мечты, а некоего брендово-трендового соответствия. Любимая формула — «Если ты такой умный, то почему ты такой бедный?». В культовом романе Тома Вулфа «Костры амбиций» (1987) главный герой, типичный американский яппи, считает себя ни много ни мало Властителем Вселенной, потому что у него есть всё и даже чуть больше. 

Отлично, прекрасно, мои аплодисменты, но есть одна печаль. Речь вовсе не о том, что любой успешный яппи, как и герой Тома Вулфа, может в одночасье оказаться на самом дне жизни. Это не самое страшное: из любой ямы можно выбраться, было бы желание, — печаль в другом, и называется она депрессия. Конечно, это было всегда: сплин, хандра и прочая «…охота к перемене мест». Тогда это всё лечилось службой, женитьбой, поездками на воды или, на худой конец, вступлением в отряд карбонариев, но чаще всего — верой: паломничеством, покаянием, участием в миссионерской деятельности, а иной раз — уходом в монастырь. Сегодня депрессию называют «бичом постиндустриальной эпохи», «болезнью сытого общества» и — «СПИДом души». Заразиться легче лёгкого, а вот лечить почти невозможно. «Беспричинный» сплин обрушивается на вполне обеспеченного человека, который вдруг, ни с того ни с сего оказался в жизненном тупике. Как пел Борис Гребенщиков (правда, несколько по иному поводу), «их дети сходят с ума от того, что им нечего больше хотеть». Бесконтрольное потребление — это попытка «вылечить» себя от уныния. От греха уныния. Купил себе вещь и на мгновение почувствовал себя лучше. Радость прошла — и ты снова бежишь в магазин, дабы хоть ненадолго ощутить прилив радости или же избавиться от душевной боли, купить себе индульгенцию. Кому какое дело, что срок её действия ничтожен, а тоска — вечна? Эти индульгенции выгодны производителю товаров, торговой фирме, гламурному журналу, рекламирующему всё новые и новые способы избавления от житейской серости. Купи себе золотистую помаду — и сама станешь золотом! Именно в этих часах ты Сверхчеловек и Царь Горы! Квартира в престижном районе — это принципиально другой уровень бытия! И вот переезжают они в элитную квартиру: он при часах, она — вся напомажена золотом… А вскоре депрессия, ненависть, развод, крах, раздел имущества… Приобрели, но богаче не стали. Всё ушло в песок, часы остановились, помада — протухла.

В группе риска — экономически развитые страны. Люди, с детства нацеленные на успешную карьеру, к тридцати-сорока годам приходят к… осознанию собственной никчёмности и беспомощности. Они всё настойчивее задают себе самый жестокий на свете вопрос: «Зачем?» — ибо уже не просекают, какой смысл в директорских назначениях, повышении зарплаты, очередных покупках. Это попросту перестаёт их радовать и даже — бодрить. Яппи, эти энергичные, подтянутые и работоспособные карьеристы, знающие, как из любой задумки выжать миллион, вдруг начинают понимать, что карьерные вехи и автомобиль по цене самолёта — путь в никуда. Именно в богатых регионах Запада процветают психологи, кующие капитал на депрессиях. К ним стекаются толпы несчастных топ-менеджеров, разочарованных адвокатов, горемычных боссов. Они слёзно просят вылечить, дать направление, уменьшить боль. 

Недаром время от времени появляются произведения вроде фильма (и одноимённой книги) «Бойцовский клуб» (1999). Перед нами разворачивается история маленького, но вполне успешного клерка, у которого в конечном счёте начинается раздвоение сознания. Весьма симптоматично выглядит его «второе я» — брутальный, отвязный разрушитель. Авторы хотели показать, что в недрах благопристойного, респектабельного яппизма таится дьявол разрушения, а разрушение есть антипод созиданию. Впрочем, большинство современных офисных работ изначально лишено созидательного начала. Это совершение неких ограниченных законом, договором и корпоративной этикой действий, за каковые служащий и получает определённую сумму денег. В созидающем обществе провозглашается культ понедельников, а они, как известно, «начинаются в субботу». Помните советские 1960-е? Это означает культ настоящей работы, захватывающей тебя целиком и полностью. О чём книжка братьев Стругацких? О том, что работать интереснее, чем отдыхать. В потребляющем же обществе царит культ пятницы — дня, когда можно наконец-то потратить, прокутить, промотать честно заработанные (не сказать — выстраданные) денежки. Или так: весь год корячиться на ненавистной, но прибыльной работе, чтобы потом две недели поваляться на дорогом пляже, в двух метрах от какой-нибудь «звезды» эстрады.

Современному социуму хорошо знаком феномен шопингомании (и даже крайней её стадии — шопоголизма): это безудержная страсть к покупкам, зависимость от самого процесса траты денег. Шопоголик не может спокойно, без трепета пройти мимо светящихся витрин и торговых точек. Распродажи со скидками действуют на него и вовсе магически: за неделю распродаж «больной» может оставить в магазине все свои деньги, набрать долгов и потом ещё долго удивляться своему странному выбору: масса вещей, приобретённых во время «скидочной лихорадки», оказывается в мусоропроводе. В чём дело? Зачем нормальная с виду женщина купила себе четвёртый по счёту красный пиджак и пятую летнюю сумочку? Дело в том, что приобретение любой новой вещи повышает самооценку: «Я покупаю — следовательно, я не просто существую; я включён в общественный ритм, я не хуже, но и лучше многих». Более того, человек воспринимает покупку как символ начала новой, потрясающей жизни, что-то вроде того: «Уж в таком-то платье я точно найду свою любовь, любимую работу, смысл жизни». Однако всё это оказывается чем-то вроде мыльного пузыря: он ведь тоже невероятно красивый, переливающийся, лёгкий… А на деле — пшик.

Радость от обладания вещью длится весьма недолго, даже если это была давно планируемая, вожделенная покупка, ради которой человек отказывал себе буквально во всём. Почему же поощряемый обществом потребительский азарт переходит в тяжёлую манию? Потому что человеку требуется всё больше и больше покупок, чтобы пусть на несколько часов почувствовать себя счастливым или хотя бы успокоенным. Заполнить вакуум и ощутить хрупкую иллюзию новизны в своей жизни — таковы внутренние, подсознательные мотивы шопоголика. Ему нужны не вещи, но ощущения. Разумеется, он сам до поры до времени не понимает, что борется с пустотой; не считывает, что это похоже на мифологическую бочку Данаид, которую невозможно заполнить. 

В голливудской комедии «Шопоголик» (2009) показан мир потребления, гламура и бесконечного шопинга. Главная героиня Ребекка Блумвуд — родом из бедной и при этом безалаберной семьи, где экономили каждый цент, но могли спустить все деньги на какую-нибудь ерунду. Став высокооплачиваемой журналисткой, девушка становится одержима шикарными, престижными покупками. Она считает, что нет ничего занимательнее прилавков и примерочных кабин. Красивые парни, которые оборачиваются вслед Ребекке, не самое волнующее: «Понимаете, мужчина никогда не будет заботиться о вас так, как магазин!». Она уговаривает себя: «Ребекка, ты только что влезла в кредит! Тебе не нужен шарф!». Но оживший манекен её успокаивает: «Этот шарф станет определением твоей души… С ним твои глаза станут больше… И тогда ты…» Словом, ты будешь первой, лучшей. А вот — бешеная толпа молодых девиц, несущихся на распродажу брендовых тряпок. Доходит до драки — юные леди неистово колотят друг друга в борьбе за какие-то сапожки. Мисс Блумвуд признаётся, что она больше всего любит выбирать и покупать вещи: «Когда я в магазине, мир добреет. Всё светлеет. А потом — темнота. И я иду туда снова». Что интересно, даже пройдя через испытания и встретив свою любовь, Ребекка не перестаёт быть шопоголиком. Авторы как бы говорят: «Это круто! И нет ничего плохого в том, что ты любишь делать покупки!». Обнимаясь с мужчиной своей мечты в финальной сцене, девушка лукаво и радостно поглядывает на витрины с шикарными платьями. Она положительная героиня, которую никто не осуждает, разве что в шутку.

В обществе потребления нельзя осуждать активного потребителя! Сие — табу. На них, девочках-шопоголиках, держится мир: они дают кусок хлеба производителю товара, менеджерам по закупкам и продажам, консультанту в торговом зале… кассирше, охраннику, колумнистке гламурной прессы и ещё многим-многим безвестным статистам этого отлаженного шоу…

В Евангелии сказано: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапываются и не крадут» (Мф. 6, 19–20). Но многие ли из нас способны всё это понять? Или вы всё ещё думаете, что новое платье изменит вашу жизнь к лучшему? Избавит от уныния? 

Продолжение следует…