Пятница, 29 марта
Shadow

Россия перед выбором

05:46 13.03.2017РУССКИЙ МИРРоссия перед выборомСветлана РыбаковаРоссия перед выбором

Февраль-март 2017-го — роковая дата в истории нашего Отечества — 100-летие февральского переворота, приведшего к свержению самодержавной монархии и убийству Царской семьи. А дальше — разрушение многовековой русской государственности, кровавая гражданская война с последовавшим за ней столетием общественной смуты и богоборчества. Печально, что не последнюю роль в устроении кровавого хаоса сыграли и наши великие русские умы — литераторы.

Вспоминаются слова приснопоминаемого Михаила Дунаева о том, что «история есть перенесённая в земной мир борьба дьявола против Бога — проявляемая через борьбу поддавшихся бесовскому соблазну и противящихся ему».

С горечью надо признать, что революцию совершили не только инородцы, иностранные агенты и масоны — тут постарались все: предприниматели-миллионеры, «Великокняжеская фронда», государственные сановники, парламентская элита, либеральные дворяне, деятели земского движения, великосветские дамы, разносившие по салонам сплетни о царской семье, генералы и даже монархисты (М. В. Родзянко, В. В. Шульгин, В. М. Пуришкевич… Список можно продолжить).

Что касается охранительных, монархических (правых) партий, то они не смогли оказать февральскому хаосу хоть какое-то организованное сопротивление. Происходящие события были встречены ими в состоянии глубокого уныния и с осознанием собственной обречённости. Здесь сказалась и отчуждённость монархистов от правительства, которое их чуралось, и установка на то, что именно государственная власть должна стать контрреволюционной силой, а они ей в этом только помощники, как это происходило в ходе революции 1905 года. Но ответственные лица во власти состояли в заговоре против самодержавия. Как им можно было помочь?

Трагизм положения правых усиливался тем, что, утратив к 1917 году поддержку широких народных масс, они прекрасно видели надвигавшуюся революционную бурю, своё поражение и предстоящий печальный итог деятельности либеральной оппозиции — крах имперской государственности. Был ещё один важный момент, который правые осознали лишь в эмиграции, как пишет доктор исторических наук Андрей Александрович Иванов: «Разразившаяся в 1917 году революция, в отличие от революции 1905 года, проходила под национальными, патриотическими знамёнами. Если творцы революции 1905 года, начавшейся во время русско-японской войны, придерживались пораженческих настроений и антипатриотической риторики, то «герои февраля» взывали к патриотизму, войне до победного конца и к ликвидации «немецкой» династии, якобы мешавшей торжеству русских национальных интересов. Учтя прошлые ошибки, лидеры либеральной оппозиции сумели разыграть патриотическую карту, лишив правых их главного козыря — монополии на патриотизм. Патриотическая риторика позволила либеральной оппозиции (в отличие от времён первой российской революции) установить тесный контакт с высшими чинами армии и привлечь их на свою сторону», хотя правые оказались пророками, и либералы, пришедшие к власти, действительно продемонстрировали полную неспособность к государственному управлению.

Самым первым своим приказом Временное правительство сразу деморализовало армию, а оставшиеся без государя Николая Александровича полководцы тотчас стали проигрывать войну; затем начала разваливаться экономика государства: закрывались предприятия, появилась дикая инфляция, перебои с поставкой продовольствия. С потерей сильной власти в центре государства на окраинах возникли сепаратистские настроения… Империя разваливалась. Согласно воспоминаниям очевидца, первый глава Временного правительства князь Г. Е. Львов всего за несколько месяцев своего руководства страной превратился в больного старика. Поэтому можно утверждать, что монархия пала не потому, что были сильны её враги, а потому, что были слабы её защитники. Даже Святейший Синод приветствовал февральскую революцию и призвал молиться за «благоверное» Временное правительство. Во власти не оказалось людей, способных противостоять натиску революции.

Однако февральский переворот явился лишь верхушкой айсберга — апофеозом глобальной русской катастрофы. Как сказал публицист Сергей Кара-Мурза, февральская революция «завершила долгий процесс разрушения легитимности государства Российской империи».

Вытравливание из сердца народа русского духа и имперского сознания шло очень медленно. После убийства императора Павла, затем восстания декабристов в течение всего XIX столетия в стране происходил ползучий переворот русского миропонимания, в наших людях медленно убивали «русскость» — жизнь сердца со Христом. Через журналы и газеты, живописные полотна беспрерывно продолжалась невидимая борьба за душу, совесть и разум народа. Как сейчас принято говорить, средства массовой информации расшатывали веру людей во власть, в государство и Царя. Постепенно произошла десакрализация власти и утрата народом доверия к самодержавию, а затем последовал страшный русский бунт, бессмысленный и беспощадный.

В начале XIX века вольнодумством увлекались почти все. В то время Европа переживала великое потрясение Французской революцией. Русская интеллигенция вслед за Западом бредила свободой, равенством и революцией. За убиением французского короля последовало цареубийство в России: от руки заговорщиков погиб император Павел. Восстание казалось чем-то спасительным и доблестным.

Россия перед выбором


Надо сказать, что гений Пушкина победил соблазн века своего. Поначалу, приобщившись к недугу вольнодумства, поэт воспевал свободу саморазнуздания, безверия, но затем поборол эти духовные наваждения и показал «русской интеллигенции, как их можно и должно преодолевать силою своего ясновидящего воображенья постиг природу революции, её отвратительное лицо и её закономерный ход и выговорил всё это с суровой ясностью, как вечный приговор». (Иван Ильин)

Но, как это обычно бывает, пророк остался не услышанным в своём Отечестве. Последующие поколения русских литераторов порой вслед за Пушкиным предупреждали, что «революция прежде всего враг христианства! Антихристианское настроение есть душа революции; это её особенный отличительный характер». (Фёдор Тютчев)

Очень многие писатели, даже не отдавая себе отчёта в том, что они творят, завораживали умы соотечественников всемирным обольщением — революционной перекройкой мира «во имя всеобщего блага».

Словно сойдя со страниц романов Тургенева в обыденную реальность, в России появились «тургеневские барышни», мечтательно-романтические, готовые на самопожертвование ради «идеи». При своей хрупкой женственности, они, как правило, обладали решительным и сильным характером; ставя перед собой цель и преодолевая преграды, они порой достигали много большего, чем мужчины их круга. Яркие образы этих героинь постепенно отравляли сознание русских женщин, взращивая в душах злокачественные семена эмансипации, и со временем многие их них превратились в ярых революционерок. Лев Толстой однажды заметил: «Может быть, таких, как он писал, и не было, но, когда он написал их, они появились. Это верно; я сам наблюдал потом тургеневских женщин в жизни». Глядя на прошлое уже из ХХ века, П. А. Кропоткин утверждал: «…если русская женщина сыграла такую великую роль во время последнего 50-летия нашего освободительного движения, то для нас, людей этого поколения, нет сомнения в том, что весьма многим мы обязаны Тургеневу».


В 1860 году в лондонском «Колоколе» Герцена в письме из России за подписью «Русский человек», авторство которого приписывается Чернышевскому или кому-то близкому к нему, прозвучал призыв: «К топору зовите Русь!» А критик Добролюбов наставлял одного из друзей, как переустроить мир к лучшему: «Чтобы возбудить это воздействие хоть в той части общества, какая доступна нашему влиянию, мы должны действовать не усыпляющим, а самым противным образом. Нам следует группировать факты русской жизни, требующие поправок и улучшений. Надо вызывать читателей на внимание к тому, что их окружает, надо колоть глаза всякими мерзостями, преследовать, мучить, не давать отдыху — до того, чтобы противно стало читателю всё это богатство грязи и чтобы он, задетый, наконец, за живое, вскочил с азартом и вымолвил: «Да что же, дескать, это, наконец, за каторга! Лучше уж пропадай моя душонка, а жить в этом омуте не хочу больше». Вот чего надобно добиться и вот чем объясняется и тон критик моих, и политические статьи «Современника» и «Свистка»».

Россия перед выбором

В начале ХХ века уже вся русская интеллигенция, и творческая в особенности, чувствовала себя причастной революции.

О Льве Толстом «как зеркале русской революции», вероятно, знают все. Увы, свой дар Лев Николаевич в итоге употребил на дело разрушительное. Однажды, ещё молодым офицером, в 1855 году, в своём дневнике между пометками о карточных долгах он записал: «Вчера разговор о божественном и вере навёл меня на великую и громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта — основание новой религии, соответствующей развитию человечества; религии Христа, но очищенной от веры и таинственности; религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле». Самое поразительное, что ведь осуществил! Через проповедь опрощения, любви, непротивления злу такую душевную смуту на Руси поднял… Особенно много молодёжи оторвал от Христа. Вот уж воистину «благими намерениями вымощена дорога в ад»…

Гениальный Чехов устами своих героев пел русским читателям песню «о постылой доле и неведомом счастье, надрывающую душу тоской и заставляющую «трепетать от неизъяснимых предчувствий»… Многим его героям присуще «искание веры, тоска о высшем смысле жизни, мятущееся беспокойство русской души и её больная совесть. Большинство сравнительно крупных произведений Чехова, и многие мелкие, посвящено изображению духовного мира людей, охваченных поисками правды жизни и переживающих муки этого искания» (Сергей Булгаков). Заметим, что всегда чем-то недовольным, рефлектирующим чеховским персонажам никогда не приходит в голову благодарить Бога за то, что Он устроил такой чудесный мир: за солнце над головой, за прекрасную землю под ногами, просто за возможность свободно жить и дышать вольным воздухом. А этого, как показало недалёкое будущее, уже не так мало для счастья…

Россия перед выбором


Даже Святейший Синод приветствовал февральскую революцию и призвал молиться за «благоверное» Временное правительство. Во власти не оказалось людей, способных противостоять натиску революции.

Туманный морок, как говорилось выше, на протяжении столетия кружил голову русской нации, причём самыми трезвомыслящими и стойкими в этом духовном омуте оказались крестьяне, люди из простого народа. Они долгое время сопротивлялись соблазну утопического переустройства жизни. Хотя кое-где вспыхивали крестьянские беспорядки, однако интеллигентов-народовольцев, призывавших к бунтам, сельские жители сдавали в околоток. «Хождение» революционной молодёжи в народ оказалось бесплодным. Думается, что от пагубной прелести простых русских людей хранила сердечная православная вера — чувство жизни под Богом, и значительная отдалённость от европейски просвещённой элиты. Ведь для русского человека истинной ценностью всегда являлась возможность подвига, западное же стремление к комфорту не очень вдохновляло нас.

После сокрушительных революционных переворотов ХХ столетия «предчувствующих» писателей и поэтов, принявших новый порядок или не захотевших покинуть Россию, как и весь народ русский, в конце концов впавший в соблазн устроить рай на грешной земле, ожидала трагическая судьба. В то же время тяжкие страдания и осознание своих заблуждений многих привели к покаянию и обращению ко Христу. Вспомним хотя бы эти два имени — Александр Блок и Сергей Есенин.

По свидетельству Надежды Павлович, Александр Блок, воспевая революцию в поэме «Двенадцать» и других своих произведениях, заблуждался совершенно искренне, но когда осознал это, то пережил такое глубочайшее раскаяние, какое мало кто из верующих испытал. И пережить осознание своего падения поэт не смог — умер; как сказал очевидец, «он сгорел». Валерий Коновалов пишет, что Надежду Павлович с великим поэтом связывали кроме творчества ещё и совместные духовные искания. Они бывали вместе в Казанском соборе, где ставили свечи перед иконой Божией Матери. Блок подарил ей первый том «Добротолюбия», собрания христианской мудрости, и посоветовал читать книги о православных обителях. Когда она узнала, что перед смертью поэт громко кричал: «Боже! Прости меня!» — то это стало для неё причиной духовных терзаний. Неожиданно подруга посоветовала обратиться к оптинскому старцу Нектарию, что и было исполнено. «После разговора и исповеди отец Нектарий сказал: «Да, грешна, но дух истинно христианский». Положил руку на голову и три раза произнёс: «Всё прощено». Надежда Александровна рассказала старцу Нектарию о своей огромной боли — об Александре Блоке. Выслушав её, он написал на куске картона: «Об упокоении раба Божия Александра», — и положил при ней на угольник с иконами. Через неделю-другую неожиданно сказал: «Напиши матери Александра, чтобы она была благонадёжна: Александр — в раю».

Другой поэт «серебряного века» — Сергей Есенин. В детстве он был искренне верующим ребёнком, пел в церковном хоре, исповедовался у священника, воспевал в юношеских стихах русского кроткого Спаса Христа. Приехав в Санкт-Петербург и став знаменитым, Есенин закружился в городских соблазнах, которым не смог противиться. А затем поддался революционному наваждению. В 1917 году крестьяне вообще везде бунтовали и озорничали, т. е. занимались грабежом, а обезумевший от «отравившей всех свободы» крестьянский поэт Есенин впал в самообольщение, вообразил себя пророком и написал поэму «Инонию». «Обещаю вам град Инонию, / Где живёт божество живых». Очевидное, описанное в Библии грехопадение. Ведь дьявол обольстил праотцев именно обещанием того, что, взяв запретный плод, они станут «как боги». Однако в этой поэме есть совсем ужасное: «Тело, Христово Тело, выплёвываю изо рта». Блоку он объяснил, что эти слова были сказаны не из кощунства: «…а не хочу страдания, смирения, сораспятия». Однако отметим: слов о том, что Есенин совершил это кощунство в реальности, у Блока в записной книжке нет.

Есенин не мог усыпить в себе совесть, искра Божия в нём не гасла. Это приносило ему страдания, но помогло остаться человеком. Очень скоро он сказал о революционерах: «Вёслами отрубленных рук вы гребётесь в страну грядущего». Есенин преодолел наваждение и пришёл к убеждению, что без Бога он ничто. «Всё от Бога: поэзия и даже твои танцы», — говорил он Айседоре Дункан.

Совесть побуждала поэта к покаянию. О своей исповедальности поэт говорил писателю В. Рождественскому: «Пишу не для того, чтобы что-то выдумать, а потому, что душа просит. Никого ничему не учу, а просто исповедуюсь перед всем миром, в чём прав и в чём виноват».


По выражению поэта-эмигранта Георгия Иванова, в Есенине «два полюса искажённого и раздробленного революцией русского сознания, между которыми, казалось бы, нет ничего общего На любви к Есенину сходятся и шестнадцатилетняя комсомолка, и пятидесятилетний белогвардеец».

,p>В 1925 году большевикам стало окончательно ясно, что Есенина «приручить» им не удалось. Грядущую гибель Сергея Александровича предсказал его близкий друг, поэт Николай Клюев. «Ты, обречённый на заклание за Россию радуйся закланию своему…» — написал он в письме к Есенину. Сам поэт в последний год предчувствовал трагическую кончину. «Я буду жертвой…» — говорил он своему литературному секретарю Г. Бениславской, а за несколько дней до гибели прямо сознался поэту В. Эрлиху: «Меня хотят убить! Я, как зверь, чувствую это!». Однако поэт не покинул Родину, хотя спокойно мог спасать свою жизнь, как многие другие, в Европе или Америке. Только написал пророчески: «Дайте мне на родине любимой / Всё любя, спокойно умереть».

Поражают последствия февральского переворота и в судьбе всеми нами любимого, самого «распрерусского» художника слова Ивана Шмелёва. Он также до самого дна выпил горькую чашу расплаты за очарование революционной утопией.

В февральской революции он увидел победу передовых идей. В самом начале своего творчества Шмелёв, как и многие русские писатели, верил в справедливость и равноправие, а вокруг себя видел только униженных и оскорблённых. Революционеры изображались им в романтическом ореоле. Но когда в реальности случилось встретиться с революционными героями своих творений, он прозрел.

Временное правительство после февральской революции сразу же амнистировало всех политзаключённых. В Омск и Челябинск за ними был отправлен эшелон, к нему присоединилась группа московских писателей, и с ними поехал Иван Шмелёв в качестве корреспондента «Русских ведомостей». Его начальные путевые очерки были в явно мажорной тональности, в них чувствовалась надежда на новое, светлое будущее, что символизировали для него красные флаги и благородные лозунги, приветствующие освобождённых из Сибири. Митинги и остановки вдоль Волги носили возбуждённый, весёлый характер. Но, приглядываясь к народу, пришедшему встречать поезд, дабы услышать разъяснения происшедших в России событий, Шмелёв отмечал, что люди не понимают революционеров. Их листовки были написаны на заумном языке, странными для простого человека терминами: «референдум», «инициатива», «пропорциональное представительство». На одной из станций какой-то парень сказал: «По-немецки пишут, без понятия», — и порвал листовку. Чем глубже поезд уходил на территорию Сибири, тем менее приветливыми и дружелюбными становились люди. Поскольку с политическими заключёнными были освобождены и уголовные, там начались преступления и безнаказанные грабежи. В Иркутске поезд наполнился политическими и их семьями. На остановках во время хаотических митингов тон речей, произносимых освобождёнными, становился агрессивным и мстительным. И здравый смысл, чувствительное сердце, и художественное чутьё Шмелёва восставали против ненависти и клокочущей злобы в речах возвращавшихся политических заключённых. Иногда говорились просто глупости. Ольга Сорокина, автор жизнеописания Ивана Шмелёва, рассказывает, что один ткач из Иваново-Вознесенска, бывший член Думы, орал на станции мужикам и солдатам: «Берите землю у помещиков-кровопийцев и ломайте ноги всем, которые будут к вам идтить в шляпах и брюках». Шмелёв и его коллеги были просто поражены. Почему нужно было ломать ноги непременно тем, кто в брюках? Оратор сам был в брюках. И с каких пор в Сибири появились помещики?

На одной из станций пасхальным снежным утром, христосуясь с солдатом, Шмелёв узнал, что здесь этой святой ночью было совершено зверское убийство: солдата, вернувшегося с фронта, со всей его семьёй зарезала шайка каторжан. В репортажах писателя впервые зазвучали нотки дисгармонии, сомнения: готова ли Россия принять революцию и свободу? Профессор А. В. Карташов в статье «Религиозный путь Шмелёва» отметил именно этот момент как поворотный пункт в переоценке писателем революции.

Стремление и всяческие потуги перекроить жизнь по своему усмотрению на протяжении всей истории человечества заканчивались крахом. Одному Богу известно, почему судьбы людей складываются именно так, а не иначе: один богат, другой беден; один здоров, другой калека. Господь каждую душу любит, и видит индивидуально, и подходит к ней очень конкретно, с одной лишь целью — спасти её во что бы то ни стало. Поэтому обобщать и типизировать абсолютно разные и неповторимые жизни человеческие, а потом ставить какие-то социологические диагнозы и делать из них определённые выводы — занятие, несомненно, пустое. Даже такой сердечный, светлый человек и писатель Иван Шмелёв смог понять это только через собственную трагедию. Перенесённые ужасы голода в Крыму, гибель единственного, горячо любимого сына, потеря дорогой сердцу Родины… И если до революции в окружающей жизни он замечал лишь обездоленных и несчастных, то уже в эмиграции, наблюдая вокруг множество довольных собой буржуа и оглядываясь на прошлое, он увидел в русских простых добрых людях — православных христианах — душевную чуткость и исходящий от них внутренний свет.

* * *

Всякая революция как дело, направленное против Божественных установлений, — заведомый проигрыш абсолютно всех, начиная с её руководителей и заканчивая последним бойцом, потерю которого никто никогда не заметит.

Русский немец Миних говорил: «Россия управляется непосредственно Самим Господом Богом». Верится, что и народ наш русский за время перенесённых страданий в ХХ столетии и последней, «бескровной» революции 1991 года чему-то да научился.

Вспоминаются размышления иеромонаха Серафима (Роуза), американца, русского по духу. Он писал, что история человечества должна развиваться постепенно и поступательно, сообразуясь с жизненными реалиями. Ибо истинной причиной её изменений являются душа и Бог — действие Божие и отклик на него души человека. Эти два фактора творят историю, а всё остальное: смены формаций или экономик, подписанные договоры, недовольство масс — лишь последствия их взаимодействия.

Россия опять стоит перед выбором: Божий зов «гласа хлада тонка» и вековечный соблазн «Делай что хочешь!» Куда устремится русская душа?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *