Юлия РОСТОВЦЕВА , кандидат филологических наук
Выражение «столпотворение вавилонское» нам хорошо известно, оно обозначает неодобрительные шум и неразбериху, производимые большим количеством людей. Между тем святые отцы обнаруживали в библейском повествовании и другие, подспудные смыслы.
РУССКИЙ ПОЭТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД
Так, святитель Иоанн Златоуст увидел в деяниях зиждителей столпа «необычайную их дерзость», именно о ней свидетельствуют слова бытописателя — «до небесе». Другой из отцов Церкви, святитель Кирилл Александрийский связывает рассказ о строительстве башни с человеческой гордыней: «Но так как они (строители — Ю. Р.) задумали нечто надменное, то Он, руководясь врождённою благостью, останавливает их предприятия смешением языков». Об одержимости людей «гордостью и высокомерием» писал преподобный Ефрем Сирин, комментируя библейский стих: «И сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли» (Быт. 11, 4). Несколько иной взгляд на данный эпизод Священной истории представлен в книге еврейского историка Иосифа Флавия (100 в. н. э.) «Иудейские древности». По мысли учёного, в основе строительства Вавилонской башни лежат непослушание Богу, злое умышление против Него и месть. Первое из них связано с нарушением заповеди Божией «разделиться и расселиться», второе — с подозрением, что Господь желает истребить их с лица земли, а третье — с жаждой отомстить за гибель предков при Великом потопе. Согласно устному преданию, на котором основывался историк, к «такому дерзкому ослушанию» относительно Господа побудил людей внук Хама Нимврод. Обе эти традиции: каноническая, библейская, и флавианская — проросли на почве изящной словесности. Обе они будут представлены в настоящем очерке на примере произведений К. М. Фофанова «Вавилонская башня» и Я. П. Полонского «Вавилонское столпотворение».
Стихотворение Фофанова открывается картиной великого строительства. Поэт поначалу не даёт никакой оценки зиждителям, однако в некоторых словах улавливается их умонастроение. Так, в строках:
…Всё выше и выше их башня растёт
И вот уж вершиной ушла в небосвод…
Поспешней движенье… быстрее топор, —
видится то состояние, которое святые отцы назвали дьявольским поспешением. В таком свете неявные смыслы текста становятся более очевидными: упоённые и раздуваемые тщеславной идеей, люди предаются деланью рук своих. Уже в четвёртой строчке автор стихотворения переходит к главной драме вавилонских делателей — утрате понимания.
Но скоро подъемлются крики и спор…
В толкованиях на Библию А. П. Лопухина говорится, что «язык служит внешним выражением мыслей и всего духовного содержания людей». То богатство, тот дар единого языка, которыми обладала послепотопная общность людей, по-видимому, не отвечали их духовным качествам, иначе, наделённые силой смирения, они смогли бы понимать друг друга, общаясь при помощи знаков. Духовная немощь зиждителей Вавилонской башни показана и в творении Фофанова.
Один просит камень — другой подаёт
Просящему спелой смоковницы плод,
И каждый другого не может понять,
И, чужды друг другу, все стали роптать…
Так, строители вскоре начинают роптать. Ропот же, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, «свойствен рабам непризнательным и бесчувственным». Впоследствии к ропоту, этому противлению Божию, прибавляются упрёки против ближнего.
Заспорили — рухнул великий союз,
Конца нет упрёкам и пеням.
В отличие от отцов Церкви, Фофанов прямо не называет причину неудавшегося строительства гордыней. Но в предпоследнем четверостишии появляется образ «гордой башни», по которому мы понимаем, что поводом к разрушению замыслов зиждителей была именно их надменность.
Им стали отчизной чужие места,
И гордая башня осталась пуста.
Произведение заканчивается риторически: поэт вопрошает, удастся ли сплотиться рассеянным по земле племенам вновь.
Сочинение Полонского, сюжет которого восходит к истории Иосифа Флавия, состоит как бы из диалога правителя Нимврода, именуемого «гордым пророком», и одного из рабов-строителей. Благодаря этому картина столпотворения получается драматичной и образной. В этом случае в основе эпизода также лежит человеческая гордыня, гордыня Нимврода, желающего создать вертоград, с трона которого он будет говорить с Богом.
И, не смущаемый рёвом
Хлябей морских, буду с гневным Творцом
Я говорить с тем же гневом.
Знаменательно, что потомок Хама видит Господа сообразно собственному душевному устроению — всего-навсего «Владыкой природы» и гневным Творцом. Не веря в Его чудеса и милосердие, Нимврод понукает рабов словами:
Тот, кто хоть раз потопить землю мог,
Вновь потопить её может.
Словно вторя мыслям Нимврода, является устрашающий Иегова, чтобы поразить смешением языков дерзнувших.
Иегова длань простёр и зовет.
Глас Его — гром. Одеянье —
Туча, которую буря несёт.
Гнев Его — молний сверканье…
По мысли Полонского, в наказании строителей участвовала только одна из ипостасей — Бог-Господь (Отец). Между тем, как пишут святые отцы, действие это было отмечено причастностью всех Лиц Святой Троицы. А что это так, а не иначе, убеждают нас слова самого Писания: «Сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле» (Быт. 11, 7–8). Но если в первом случае говорится во множественном числе «сойдем же и смешаем», подобно тому как в повествовании о сотворении первого человека говорилось «сотворим» (см. Быт. 1, 26), во втором — смешение уже принадлежит действию Единаго Бога («И рассеял <…> Господь»). И как участвовал Дух Святой в домостроительстве смешения языков, так Тот же Дух сходил на святых апостолов в Святую Четыредесятницу.
Кара Божия, постигающая рабов Нимвродовых, воспринимается как ужас, как чёрный день. Подобно Фофанову, поэт вводит мотив злобы против присного своего:
Ненависть нас разобщила, и мы
Не понимаем друг друга…
В поэтической вариации Полонского испуганные рабы разбегаются («Запад, прими нас! — Прими нас, Восток»), внутренне преклонив свои выи пред Богом. Но не смиряется перед Владыкой царь вавилонский, который, подобно падшему Деннице, жаждет состязаться с Богом:
«Новую башню воздвигну
я… И в небеса гром мой грянет!..»
Говоря о судьбе Вавилонской башни, хорошо нам помнить, что каждый из нас является, по словам Апостола, строителем, строит ли он из золота, серебра или соломы (ср. 1 Кор. 3, 12). Но, чтобы дело наше устояло, важно иметь любовь, которая и есть та сила, которая созидает.